— Зажмурившись, гады, бьют! — поразился командир отделения разведки. — Ни разу не видел такого. Глянь, — предложил Макаров Васюкову, уступая место у прибора.
Тот не стал подходить к стереотрубе. Без опаски поднялся в рост, положил руки с автоматом на бруствер И... не успел коснуться плечом приклада. Полной горстью каленых пуль сыпанул ему под каску немецкий автоматчик, залегший метрах в сорока от НП. Васюков только и успел закрыть глаза руками. Будто от стыда закрыл их.
Положили Васюкова в укрытие, где уже лежал убитый вычислитель Хромушкин. Макаров выпросил у телефониста Кузькина последнюю гранату, посмотрел для верности в стереотрубу. Ему хотелось еще раз видеть жмуристую рожу немца. Но тот, как бык рогами, уперся каской в кочку, выжидая удачливую секунду. Разведчик, словно рысь, вымахнулся из окопа и метнул гранату. Сильно и точно. От бруствера зазвонистым рикошетом прошли над окопом ответные пули. Макарову сошел этот номер — лишь ремешок перешибло от бинокля да с плеча завернуло погон к подбородку. Зато когда он снова оказался в окопе, комбат обрушил на него гром брани:
— У Невзорова что, полк непочатый, что ли, — головы суете черт-те куда?! Храбрецы молочные, мать вашу так!..
Есть воля к жизни, но есть и воля к смерти. Макаров посчитал, что он должен умереть — и немедленно; из-за его же шутки погиб Васюков! Макаров не слышал ругани комбата. Вскинулся с автоматом над бруствером и, как железной вожжой, хлестанул длинной очередью по немцам. Диск опустел, автомат смолк. Макаров даже испугался, когда перестал слышать свой автомат. Телефонист подал автомат Васюкова, и Макаров за единую очередь опустошил и его. А когда пришел в себя, сокрушенно, чуть не плача, завопил:
— Что я наделал?! Что натворил?!
— Погоди, я наделаю тебе. Я натворю тебе еще, погоди! — грозился комбат, высматривая что-то в бинокль.
Из леса вырвался немецкий вездеход и прямиком пустился к своей пехоте — спасти или поддержать ее своим пулеметом. Атака захлебнулась, рукопашной не получилось. Лободинцы, хоть их и оставалось до счета по пальцам, из последних сил, смертно держали огонь. Автоматчики все чаще и чаще меняли диски, не заботясь о последнем запасе, стрелки из винтовок били реже. Над окопами лободинской роты, почудилось Невзорову, запела свою занудистую песню крикливая, необычная морзянка: автоматы прописывали тире, винтовки натыкивали точки. «Морзянка» рвалась на малые секунды, когда били из ПТР. Бронебойщики, не жалея патронов, тоже палили по пехоте противника, выбирая цели «посолиднее» — прошивали каски тех, кто лучше и дальше укрылся, хитрее берегся от огня автоматчиков и стрелков. Иногда казалось Невзорову, что в горячке пэтээровцы билидаже по мертвым: черт их разберет, затаился фриц иль молится уже на том свете.