Меня постоянно сопровождал адвокат — Фиона Маккензи. Я ей понравилась, и она добилась того, что меня отпустили под залог. Она сказала, что в таких случаях это редко бывает, но суд прочитал отчеты психологов и социальной службы, и мне разрешили жить дома под наблюдением.
Она говорила, что меня не посадят в тюрьму, а отправят в специальное заведение для психически нездоровых детей, и что там можно кататься на лодке и лазать по скалам, и я даже решила, что это не так и плохо. Мы не знали, сколько времени я там проведу. Она говорила, что это зависит от мнения психологов, социальных работников и судьи.
Приставленных ко мне социальных работников звали Кэтрин и Нил. Они все время торчали рядом со мной и расспрашивали меня про Роберта. Они говорили, что я могу тыкать пальцем в куклу, если мне тяжело произносить слова «член» или «яйца», но я их легко говорила. Они спрашивали и про Мо, и тут мне приходилось быть осторожнее, потому что я не хотела, чтобы ее обвинили в пренебрежении родительскими обязанностями. Так что я сваливала все на Роберта и говорила, что Мо ничего не знала, готовила нам еду и даже пекла хлеб. Я даже не совсем врала, потому что она правда пекла хлеб в лесу. Они спрашивали, злюсь ли я, и я говорила, что нет. Но на самом деле я начинала злиться, когда они упоминали Пеппу. Я говорила, что с Пеппой ничего не случилось. У меня был план, и я все так рассчитала, чтобы с ней никогда ничего не случалось.
Еще меня много спрашивали про Иэна Леки. Его проверили, и судья вроде как назначил его нашим опекуном, и он мог везде нас возить и не давать Мо выпить.
Про Ингрид тоже все время спрашивали. Я рассказала им про ее жизнь с самого начала и до встречи с нами. Нил все время зевал. Я не стала говорить, что она нас обнимала, и что я заходила к ней в шалаш и даже лежала с ней в одном спальнике, и что я ее поцеловала. Иначе они бы решили, что Ингрид — старая лесбиянка, которая пыталась нас изнасиловать. Я только рассказала, что она за нами присматривала, учила нас всякому и водила разговаривать с Богиней. Я сказала, что она помогла мне, когда у меня начались месячные, что она делала свечки, пекла хлеб, сшила Пеппе шапку и купила мне подзорную трубу. Тут я заплакала и сказала им, что люблю Ингрид и лучше ее вообще никого не встречала.
Кэтрин и Нил были вроде ничего, но полные кретины. Кэтрин носила вытянутый свитер, как хиппи, и в волосах у нее были зеленые пряди, а Нил был светловолосый, все время зевал и говорил: «Угу». Он носил походные ботинки в городе, совсем новые и чистые. Они говорили, что работают над планом реабилитации для меня и Пеппы. Я хотела сказать, что у меня давно есть план, но не стала.