И поцелуи снова были, но на этот раз хмельные, грешные, обнажающие и искушающие. Ромка целовал меня везде, срывая покровы, присваивая, заставляя открыться, отдаться и принять его целиком.
И нет, заставлять меня не пришлось, потому что я сама этого хотела и осознавала каждое свое действие. Даже если потом жизнь все расставит по своим местам, и мы расстанемся, у меня останется воспоминание об этой ночи, проведенной в крошечной квартирке, на скрипучем диване в объятьях любимого мужчины. Любимого? Возможно, но родного точно. Я даже оглянуться не успела, как Тимуров пролез под кожу и пророс, пустив корни в самое сердце. Вырвать его будет проблематично и очень — очень больно.
Никакого стеснения, чувства неудобства или смущения. Дело не во мне, а в Ромке. Он смотрел на меня так, словно я была единственной женщиной на Земле и другой для него не существовало. Когда мужчина смотрит с обожанием и любуется тобой, волей — неволей проникаешься его чувствами, эмоциями, горишь и зажигаешься ответной страстью.
— Хочу тебя… — в губы выдохнул Тимуров.
— Будем практиковать? — спросила я.
— Только очень осторожно, маленькая…
— Ой, и кто это у нас такой довольный? — едва не пропела начальница, заставляя меня вынырнуть из сладких воспоминаний и столкнуться с прозой жизни.
— Доброе утро, Тамара Олеговна, — запнувшись, выпалила я и залилась краской. Рука невольно потянулась к прикрытой шарфиком шее, словно начальница обладала рентгеновским взглядом и могла увидеть покраснение от щетины Романа даже сквозь шёлковую защиту.
— И тебе не хворать, Любаша. Смотрю, свидание вчера прошло на ура. Мы с Оленькой ждали — ждали, когда Юрочка явится домой, да порадует хорошими новостями, но так и не дождались, — многозначительно закончила она.
Я сидела, выпрямив спину и дисциплинированно сложив руки перед собой, будто отличница перед строгим преподавателем, и хлопала ресницами, пытаясь собраться с мыслями.
Это что же… неужели она намекает, что я провела ночь с Юрой?!
Мамочки!
— Это не то, что вы подумали! — выпалила, вскакивая. Поморщилась от скрежета тяжёлого стула по паркету, но не отвлеклась. — Мы совсем не… Мы ничего не делали! Ну!..
Фразу «не с ним» успела сдержать, но она противным комком застряла в горле и перекрыла кислород.
— Я всё понимаю, — прижав руку к груди и состряпав блаженную физиономию, проговорила Тамара Олеговна, затем её орлиный взор устремился на стол, где лежал пустой читательский формуляр. Я думала, что пустой! — О — о — о, сердечки! Как это мило! Заберу для сохранности, потом подарю вам на деревянный юбилей.