Но вернемся к тому давнему периоду биографии Гифф, когда ее заперли в сумасшедшем доме, – к событиям, которые с тех пор преследовали ее как навязчивый кошмар; вернемся к ее подозрениям на грани уверенности, от которых она даже не пыталась избавиться. Думаю, последнее обстоятельство так или иначе связано с «семейным комплексом», присущим не только ей, но в какой-то мере всем нам: я имею в виду неистребимое желание самоутвердиться в кругу людей одной с нами крови – удивить, поразить или превзойти тех, кого мы знаем с детских лет. Гифф несомненно страдала этим комплексом. Я не мог отделаться от ощущения, что она только для того живет и работает в Нью-Йорке, чтобы когда-нибудь получить шанс доказать вероломным родственникам свою состоятельность – доказать, что никакая она не «чокнутая», вопреки их наглым инсинуациям. Но никогда не наблюдал я у нее стремления отомстить им! С ее добротой и всепрощением невозможно было лелеять в душе злую обиду и мечтать о воздаянии, даже в отношении тех, кто, по ее версии, нанес ей смертельную, незаживающую рану. Вот почему заветным желанием Гифф, о котором она не раз говорила самым близким друзьям, было дожить до того дня, когда она сможет вернуться в Канаду «под звуки фанфар», как выразилась одна из моих непутевых и непоседливых подруг, и утереть нос дорогим родственничкам, представ перед ними преуспевающей нью-йоркской дамой. Необходимый реквизит: боа из перьев – одно; горностаевая горжетка – одна; аристократическая арфа – одна; чемоданы, набитые шикарными (уцененными или дармовыми) вещами, – в ассортименте. Уж если это не произведет впечатления на жителей захудалого городишки в окрестностях Торонто, тогда чем вообще их можно пронять?
Итак, обратимся к истории, которая для Гифф закончилась сумасшедшим домом. Из ее рассказа следовало, что милые родственники не сильно обрадовались, прознав о ее намерении раздать причитавшуюся ей долю семейного наследства бедным и неимущим. (Учитывая общий склад ее натуры, такой исход показался им весьма правдоподобным.) Они сговорились объявить ее сумасшедшей, а еще лучше – упрятать на всю оставшуюся жизнь в какую-нибудь частную психиатрическую лечебницу: с глаз долой – из сердца вон. Так, если верить Гифф, они и поступили: воспользовавшись ее болезнью, нагрянули к ней и, настояв на срочной госпитализации, обманом заперли в частной клинике, все равно как в тюрьме. Оказавшись во власти «тюремного» начальства, она вынуждена была подчиниться. Насколько правдива эта история, я так и не сумел полностью разобраться, но могу подтвердить, что описание всех сопутствующих обстоятельств изобиловало в высшей степени реалистичными и убедительными подробностями.