Я был так растревожен и так озадачен своими раздумьями, что не видел ничего романтического в нынешней пикантной ситуации. Ровным счетом ничего. Никакого нетерпеливого волнения, которое я всегда испытывал в подобных обстоятельствах. Черт побери! Будь оно все неладно! И вокруг, как назло, такая красота – лунная ночь, игривая, сверкающая речка. Меня взяла такая досада, что, когда Эмануэла вернулась, задрапированная в мягкую легкую накидку, – прямо сильфида в лунном сиянии! – я решил продемонстрировать ей полное безразличие. А что? Она же не стеснялась столько раз демонстрировать мне свое безразличие!
Эмануэла тихо приблизилась к моей походной койке. Я лежал на боку, глядя через откинутый передний клапан на искрящийся поток и притворяясь, будто не замечаю ее. И вдруг… вы не поверите!.. во мне ни с того ни с сего что-то перевернулось. Этот лунный свет на ее лице… Лунная рябь на воде, с веселым журчанием скачущей вдаль по камням…
– Ну как, удобно тебе? – спросила она, проверяя, хорошо ли подоткнуто одеяло в ногах.
Я приподнялся на локте и посмотрел на нее:
– Да, вполне.
– Значит, сам во всем разобрался?
– Можешь проинспектировать, если хочешь.
Она перешла к изголовью. И тогда, под влиянием всего, что передумал за этот день, я рванул ее к себе и крепко прижал: настал-таки мой час, конец ее глупой строптивости! Но пока я ловил губами ее губы, все ее тело протестующе сжалось, подчиняясь всегдашней и, по-видимому, непроизвольной реакции, заложенной в самом устройстве ее психики. Опять! Мало я натерпелся в прошлом!.. Должно быть, она просто не могла иначе. Должно быть, это происходило у нее на каком-то химическом уровне, автоматически включающем механизм сопротивления. В итоге она высвободилась и убежала, а у меня в руках осталась сползшая с ее плеч накидка. На сей раз хотя бы обошлось без гневных окриков и команд, которыми она в прежние годы встречала мои поползновения, доводя меня до бешенства. Наша потасовка происходила, можно сказать, в тишине, если не считать сдавленного «не надо… не надо, пожалуйста!». Возможно, потому, предположил я, что ею руководил неподдельный физический, то есть неконтролируемый, страх, а не умозрительная установка на сопротивление, как раньше.
Так или иначе, я не собирался повторять свою попытку. С моей стороны это вышло нечаянно, спонтанно. Но с ее стороны… Если после стольких лет близкого знакомства, после всех ее изощренных приготовлений она опять артачится, то пусть и дальше живет как живет! В этом дурацком эпизоде для меня не было ни романтики, ни вдохновения. Успокоившись, я повернулся в своей смятой постели на другой бок и крепко уснул – так крепко, что проснулся только от утреннего солнца, бившего мне в лицо через не закрытый на ночь клапан палатки. И никакой Эмануэлы! Немного позже, уже после того как я предусмотрительно спрятал ее накидку, Сигрид принесла мне завтрак – яичницу с беконом и кофе.