Вот только вместо того чтобы поднять тут очередное восстание Спартака, (чего хотелось невыносимо), пришлось успокаивать, убеждать что «все хорошо», и уговаривать «потерпеть немного». Блин! Словно детишек каких-то!
Ну дык они и были словно дети. А мне необходимо было решить один единственный вопрос, что более жестоко… Разрушить детские кумирни, оставив их одних, без каких либо жизненных ориентиров и смысла жизни. Либо оставить этих олухов в лапах злодейских эксплуататоров, которые хоть как-то, но о них заботятся…
…Может это была трусость, а может мудрость. Но я точно знал, что сам позаботиться об этих людях не смогу. А значит, и приручать не имею права. Тем более что и сам толком не знаю, каков же будет мой следующий шаг. А значит, все что мне оставалось, это максимально минимизировать тот ущерб, что причинило им наше появление в их краях. Так что я снова велел им позаботиться о собственном ужине. Назначив «умника», вместе с одним из пленных охранников, показавшимся мне наиболее приличным человеком, заведовать запасами. И распорядился, чтобы завтра, все с утра пораньше, выходили на работу словно бы в обычный день. …А сегодня, по личному распоряжению Икаоитииоо, назначается праздник — «День Горняка и Слюдодобыытчика», так что едим двойные порции (из запасов охранников) и отдыхаем.
И вот, наконец, все первоочередные дела сделаны. Территории зачищены. Дозоры расставлены. Население успокоено, накормлено до сонной одури, и разогнано по баракам.
Смолянистые ветки горят в костре, взрываясь пучками искр, а напротив меня сидит тот самый дедок, Учитель, и Жрец Пятой Ступени, имени которого я до сих пор так и не удосужился выяснить.
Впрочем, для всех он Учитель. И вполне возможно, что уже и сам забыл те времена, когда к нему обращались как-то по-иному. Так что вопрос об имени, можно конечно поднять, особенно если понадобиться надавить и принизить оппонента. Типа, «не Учитель ты, а обыкновенный Вася». Но вот нужно ли мне это сейчас?
Пригляделся к нему повнимательнее. Стар. Действительно стар, а для этого времени, наверное даже «очень стар». Однако, глаза вполне живые. И хотя на лице его застыла этакая маска профессионального Патриарха и Отца Народа, за которой, теоретически, не должно проглядываться никаких чувств, кроме «правильных», иногда в этих глазах пробегают какие-то иные искорки… Насмешка? Понимание? Интерес? Страх? Вот страха, кажется, точно нет, либо он умеет очень хорошо его прятать. А может быть, для такого долгожителя как он, смерть уже стала настолько близкой подругой, что давным-давно перестала пугать. Интересно, сколь друзей и родни, он уже успел похоронить к этому времени?