Но самое страшное, что в этот раз добычи показалось им мало. На месте одной из весок они крепость собираются ставить. Уже валят дерево и пригнали несколько подвод с камнями.
– Плохо дело. – Почесал в затылке один из старейшин. – От этих, похоже, данью не откупишься.
– Я давно это говорю, – вздохнул Сколоменд. – Анкад просит собрать общий сход.
– У него? Под боком у орденцев? – Неверяще переспросил другой старейшина. – Да в своем ли он уме?
– Нет, не у него. У Пьестилы. Сразу по Купале зовет на совет.
– Ну, раз зовет…
Борута нахмурился. Его мнения не спрашивали, но если бы спросили… Что за глупость, собирать всех старейшин в одном месте? Лишнее мельтешение не сможет остаться незамеченным. И тогда останется только ударить.
А если уж собирать, то явно Орденцы воюют не только мечом, но и золотом. На праздник соберется много народу из разных племен, одного-двух пришлых никто не заметит. И тогда не надо даже налет устраивать, достаточно щепоти яду в чашу особо несговорчивых… надо будет поговорить с отцом, – решил Борута, – чтобы подумал об этом.
– Еще, – продолжал Сколоменд, – Просит нас Анкад принять его племя на своих землях. Не верит он, что с горсткой оставшихся воинов сумеет уберечь народ.
– А кто его племенем править будет? – Спросил другой старейшина. – Просит он народ принять на нашей земле, или же наши земли ополовинить, потому что он свои удержать не смог?
– О том он не пишет. – По лицу Сколоменда нельзя было сказать, что он сам думает об этой просьбе.
– Вот как напишет, тогда и поговорим. – загомонили старейшины.
Людей было жалко, но и старейшин понять было можно. Веками вожди спорили за лучшие охотничьи угодья, за лучшие рыбные заводи… Доспорились до того, что земли ядзвинов съежились, словно высохшая шкура. И продолжают уменьшаться под напором соседей. Если новые люди придут с границы со своим укладом, со своими старейшинами и своим вождем… Начинать спор за межи у себя дома никому не хотелось.
– Бери. Всех бери, все пригодятся. Своих детей бросать не след. – Бабка Мина, которая по праву знахарки могла присутствовать на любом совете, а по праву старейшей из женщин – еще и говорить наравне с мужами, впервые за много месяцев взяла слово.
– Ты думаешь, почтенная? – Встрепенулся самый молодой из присутствующих старейшин. Тот, который только что выступал против.
– Я знаю. – Женщина посмотрела на всех широко раскрытыми голубыми глазами и, достав гребешок, начала расплетать седые косы. Старейшины переглянулись, видя, как прихорашивается старушка.
Иногда бабка Мина начинала вести себя, словно малое дитя: говорить странные слова, делать странные вещи, требовать от других непонятно чего. Как правило, потом оказывалось, что все, что она говорила, делала или требовала сделать, поворачивалось к лучшему. Со временем все убедились, что порой ее устами говорят не иначе, как духи предков – хранители племени.