Проводя анализ ситуации, я одновременно отслеживал перемещение Николаса, несущего на своем плече моего дрона. И не смог удержаться от радостного вскрика, когда тот вошел в большой зал. Хватило дальности! Все-таки большой плюс (для меня), что «осознавшие» заперты в небольшом периметре – управляющие палубы плюс прилегающие к ним коридоры.
Конечно, они расползлись по станции, как метастазы, выстроили свою агентурную сеть, имели доступ ко многим помещениям, но вряд ли при этом стали бы проводить важные совещания где-то за пределами контролируемой территории.
Помещение представляло собой переделанный в церковь ангар. Высокие потолки, терявшиеся где-то над головами собравшихся, завешенные тканью с рисунком катарского креста стены, укрытый пружинящим пластиком пол, на который Николас взошел, сняв обувь.
У дальней стены на массивном подиуме располагалась кафедра: три тяжелых даже на вид кресла, два из которых уже были заняты пожилыми мужчинами, а одно, предназначенное для Николаса, пока пустовало. Вдоль стен по правую и левую руку от кафедры находились длинные скамьи, заполненные двумя десятками «осознавших» не столь высокого ранга.
– Тебя настолько увлекла беседа с этим планетником, что ты решил заставить нас ждать? – произнес священник, занимавший центральное место на кафедре.
Как и все здешние служители, одет он был по католическому канону – черная сутана да колоратка на шее. Голову его покрывала классическая круглая шапочка белого цвета. Если мне не врали архивы, а они мне никогда не врали, данный цвет у католиков считался папским.
Отец. Верховный епископ «осознавших». Он был высок ростом, худощав и находился в таком возрасте, когда мужчину еще нельзя назвать стариком, но уже отчетливо понятно, что закат его начался. Клеймо креста на его лбу было вытатуировано – я уже успел узнать, что выжженные печати святого символа наносят только «осознавшим» из боевого крыла.
Значило ли это, что Отец происходит из «голубей»? Вовсе нет! У Николаса как раз знак был вытатуирован, а вот у старшего сына, пятидесятилетнего крепкого мужчины с весьма православной на вид бородой, напротив, выжжен.
– Да, Отец, – без тени смущения на лице произнес младший сын, проходя мимо лавок и усаживаясь на свое место. – Он действительно говорил удивительные вещи. Я считаю, мы должны…
– Еще и вопрос не поставлен перед советом, и голосования не было, а ты уже что-то считаешь, брат! – с упреком произнес старший сын. – Смирение – добродетель…
– Довольно! – Отец поднял руку, призывая собравшихся к молчанию. – Теперь, когда все мы собрались, начнем.