— Ты серьёзно?
— Вполне. Если мужик любит, а его женщина пропала и не выходит на связь, значит он что? Телефон будет обрывать и по городу носиться как в жопу ужаленный, чтобы ее найти. Давай! Встряхнем твоего лентяя.
— Хорошо, — сдаюсь. Авантюра немножко детская, но мне почему-то очень нравится.
Договорившись с подругой, иду к Ивану в кабинет, опять сжимая в ладошке лисёнка. Выкладываю его на стол перед начальством.
— Я не возьму, — качаю головой.
— Садись, — игнорируя мои слова, кивает на кресло напротив себя.
Отдает мне две папки с прайсами от новых поставщиков. Обсуждаем детали, качество расходки, оба все время поглядывая на несчастного лисёнка, так и лежащего на столе. Потом еще немного говорим о курсах для сотрудников и мне пора уходить. Отложив в сторону документы, поднимаюсь, поправляя ладонями юбку, иду к двери.
— Женя…
Оглядываюсь.
Ваня встает из-за стола и быстро оказывается рядом. Высокий такой, сильный… И у меня, как говорила Динка, дрожат колени. В его руке сверкает камушками — глазками его подарок. Кравцов смотрит мне в глаза, не отрываясь. Своими наглыми пальцами расстегивает верхнюю пуговицу на блузке и едва коснувшись ключицы, пристегивает брошку на изнаночную сторону. Застегивает пуговичку и поправляет воротник.
— Вот так он не увидит, — тяжело сглатывает. — А я теперь не отступлюсь. Я свое никому никогда не отдам, — сминает подушечкой большого пальца мою нижнюю губу.
— Вань, не надо, — отклоняюсь, — не усложняй, пожалуйста. Мне придется уволиться, если ты не остановишься, а я бы не хотела. Давай вспомним наш первый день. Иван Александрович, Евгения Федоровна. Субординация и просто работа.
— Ты думаешь, натянула на себя строгий вид, собрала волосы, и я повелся? Я же вижу, как ты на меня смотришь, Евгения Федоровна, — ухмыляется мальчишка. — Поцелуй меня, — требовательно.
— С ума сошел?! Нет, конечно!
Он наклоняется к моему уху. Я стараюсь не дышать, но его запах все равно обволакивает кожу и проникает внутрь. Меня качает назад. Ваня ловит за талию, вжимает в себя, и я… О, черт! Я чувствую его эрекцию! Твою мать… А чего там все такое большое то?!
— Прошлой ночью мне опять пришлось дрочить, думая о тебе, — шепчет он. — Жестокая женщина.
Меня приводят в чувство собственные влажные трусики. Сучонок! В его серых глазах насмешка, смешанная с возбуждением. Это так злит, что рука дергается сама, оставляя на его щеке хлесткую пощечину. Пугаясь звука удара, отскакиваю к двери. Ищу ручку, ожидая ответной реакции. Ее не следует. Иван лишь прикладывает ладонь к пострадавшей щеке и улыбается, совершенно не стесняясь своей выпирающей ширинки.