— Геннадий.
— Геннадий, я старик, слепой, не вижу, а ты молодой, у тебя глазки зрячие, ты покажи — где ты идолов увидел в церкви?
Он показывает на икону Царицы Небесной. У меня даже руки опустились. Нехорошо мне стало. Говорю ему:
— Слушай, Геночка! У тебя мамочка есть?
— Есть.
— А мамина фотография?
— Есть, конечно.
— Ты где живешь?
— В Новосибирске.
— Ну, так ты, Геночка, когда домой приедешь, возьми фотографию мамы, подойди к мамочке и говори: «Мам, а вот это — идол!» Что она тебе скажет?!
Он только глазами заморгал…
— Ну что, говори, идол это?! Замолчал «проповедник».
— А паспорт у тебя есть, Геннадий?
— Есть.
Взял я паспорт и на его фотографию показываю:
— Ген, вот это идол!
— Так это же человек, — сказал он, смутившись.
— Ах, человек? Значит, не можешь на свою фотографию сказать, что это идол?
— Нет!
— А ты знаешь, на Кого показал на иконе?
— Вы называете ее Царицей Небесной, а она такая же женщина, как все, у нее много детей было, — и давай куролесить, все сектантские басни выкладывать.
— Да ты, видно, не знаешь, чья Она Мама? — спрашиваю я.
— Знаю. Мать Иисуса.
— А почему же ты на свою мамочку не можешь сказать, что она идол, а на Мамочку Иисуса, Которого ты проповедуешь, ты дерзко говоришь, что Она идол? Этот портрет — Ее личность! Ты знаешь, что позоришь Иисуса Христа? Какой же тебе благодати Христос даст, если ты Его Мамочку называешь идолом?
И замолчал он… Долго мы с ним сидели, разговаривали.
— Вы и креста не признаете, — говорю ему.
— А зачем? И где написано, чтобы креститься? Ведь Иисус Христос креста не носил, только вы крестик носите!
— Как не носил?! Он — основатель крестоношения, Он нес деревянный крест на Голгофскую гору, на этом кресте Его распинали. Знаешь?
— Знаю.
— А ты говоришь — не носил! На этом кресте Он победил смерть. Вот мы и носим крест в знак Его любви, в знак Его победы над смертью. Крестик этот — оружие против врага. Мы этим крестом тоже побеждаем — всякие лукавые мысли отгоняем. Вы крестов не носите и не креститесь, а мы крестимся — во имя Отца и Сына и Святаго Духа, — и я начал осенять себя крестным знамением.
Как вскочил сектант, как бросился бежать от меня. А я, хоть и старик, но догнал его:
— Ты что, Геннадий, убегаешь?
— Так ведь это же смерть! Крест — это смерть! — говорит он мне.
— А ты видишь меня — я хоть и старенький уже, немощный, но живой. Сколько я крестился — всю жизнь, с самого детства, и крест ношу, и на фронте был — но не умер! Кто тебе сказал, что это смерть?
— А нас так учат…
А у самого все руки исколоты наколками — ну прямо как перчатки разрисованы.