В тот вечер, когда показали дом Каллума, сожженный дотла, я ушла к себе и долго-долго плакала. К счастью, Каллум с мамой перебрались к родственникам, но все равно было больно думать, каково сейчас моему другу. Я хотела позвонить, но у меня не было нового телефона Каллума. Хотела навестить его, но у меня не было его нового адреса. Время от времени я по-прежнему спускалась к морю, но Каллума никогда там не оказывалось. Я уговаривала себя, что мы просто снова разминулись. Я пришла в пять, а он придет в шесть. Я пришла в шесть, а он придет в семь. Но в глубине души я понимала, что больше он здесь не бывает. У него есть заботы поважнее.
Я не представляла себе, как маме Каллума удалось добиться, чтобы папу Каллума защищала сама Келани Адамс, но это меня очень радовало. Я слышала о королевском адвокате Келани Адамс даже до того, как меня вызвали в суд, а ведь я не интересовалась политикой и не следила за новостями. Если верить тому, что говорили журналисты по телику, Келани старалась, чтобы процесс был насколько возможно справедливым, даже если это выводило из себя судью. Какая умница!
Райана Макгрегора должны оправдать. Это было бы честно и справедливо.
Вот это была бы настоящая правда.
Вот это было бы настоящее правосудие.
Дорогая Сеффи!
Мне очень трудно писать это письмо. Я все тянул и тянул с ним, и это примерно десятая попытка.
Я смял бумагу и бросил в уже переполненную мусорную корзину. Начал заново.
Дорогая Сеффи!
Должен сказать тебе прямо и без обиняков. Я не знаю, как тебе удалось собрать столько денег, чтобы помочь моему отцу, но ты просто чудо. Наш адвокат Келани Адамс целиком на нашей стороне – настолько, что судья даже дважды пригрозил обвинить ее в неуважении к суду.
Не знаю как, но когда-нибудь и как-нибудь я верну те-бе этот долг. Просто знай, что я буду до самой смерти…
Очередной смятый лист бумаги полетел в мусор. Я сложил руки на столе и опустил на них голову. Хорошо это или плохо, но сейчас вся моя жизнь, все ее стороны в чужих руках. Келани Адамс, присяжные, мое так называемое обучение в Хиткрофте, даже мои отношения с Сеффи. Может, так мне и положено. Может, так всегда и было и даже будет в моей жизни. Но эта беспомощность надоела мне до смерти.
В последние несколько месяцев мне часто снился один и тот же страшный сон: что я в картонной коробке, тесной, не повернуться. В нормальной такой, простой картонной коробке. Но как я ни толкаюсь, как ни пинаюсь, мне не удается пробиться наружу. И вообще, чем сильнее я пытаюсь, тем прочнее коробка. И в этом страшном сне – не скоро, а когда все руки уже в крови и я отчаянно хватаю ртом воздух – до меня доходит, что никакая это не коробка. Это гроб. И как только я это понимаю, я перестаю биться, ложусь и жду смерти. Вот что меня сильнее всего пугает.