– Знаешь, если бы я хотела позвать на помощь, ты не добрался бы до окна моей комнаты, – сказала я ему.
Но он меня и не слушал. Все смотрел и смотрел – и лицо его постепенно леденело.
– Каллум!
– Наверное, твой отец страшно горд собой. – Глаза его сузились. – Отправил невинного человека гнить в тюрьме – зато восстановил свою политическую репутацию.
– Нет… Все было не так… – прошептала я.
Нет, так, и мы оба это понимали.
– Неужели это теперь войдет в привычку? Как только политик обнаружит, что у него падает рейтинг, а войну начать нельзя, он просто найдет ближайшего нуля, которого можно посадить или вздернуть – или и то и другое?
Я смотрела Каллуму в лицо, не отрываясь. И краем глаза видела, как он медленно сжимает и разжимает кулаки. Я не шевелилась. Не моргала. Не отваживалась даже дышать. Каллуму было безумно больно, эта боль раздирала его изнутри. И от этого ему хотелось заставить страдать кого-то еще.
– А ты, Сеффи? – спросил он.
– А что я? – прошептала я.
– Я так понимаю, наша с тобой история закончилась, – процедил Каллум. – Ведь если тебя заметят в обществе сына террориста из «Дандейла», твоей будущей карьере конец – вряд ли ты этого хочешь.
– Я знаю, что твой папа этого не делал.
– Правда? Присяжные тоже знали, а толку-то? Знаешь, сколько они совещались? Час. Всего один паршивый час! – Он уронил голову от отчаяния.
– Каллум, это ужасно…
Я прикоснулась к его щеке. Он мигом вскинул голову. И посмотрел на меня взглядом, полным раскаленной добела, пылающей ненависти. Я тут же опустила руку.
– Да чтоб тебя! Не нужна мне твоя жалость! – вырвалось у него.
– Тише!.. – взмолилась я и покосилась на дверь.
– С какой стати? – ядовито поинтересовался Каллум. – Неужели ты боишься, как бы кто-то не узнал, что у тебя в комнате пустышка?
– Каллум, не надо…
Я даже не понимала, что плачу, пока в рот не заползла соленая слеза.
– Я хочу раздавить тебя, как и любого трефа, который встретится мне на пути. Я так вас ненавижу, что самому страшно!
– Да, я знаю, – прошептала я. – Ты меня ненавидишь с тех пор, как поступил в Хиткрофт и я назвала тебя пустышкой.
Я и сама это поняла только теперь, когда произнесла вслух. И в этот момент я поняла еще очень многое – например, почему пристрастилась к вину.
– А ты возненавидела меня за то, что я отказался общаться с тобой в школе и не пришел к тебе, когда был нужен, – сказал Каллум.
Я не стала отрицать.
– Тогда почему мы до сих пор вместе? – тихо спросил Каллум, обращаясь к самому себе: он словно забыл, что я тоже здесь, в комнате, прямо перед ним. – Почему я до сих пор считаю тебя…