Молчание.
– Рад слышать, – бросил я.
– Если подведешь нас, ты мне не брат. Ясно? – спросил Джуд.
Я не удостоил его ответом. Пусть братец хоть лопнет.
– Мы станем знамениты! Дай пять! – сказал Морган Питу.
– И богаты! – Джуд ухмыльнулся. – Только подумайте, какую славную кругленькую сумму мы сможем внести в казну Освободительного Ополчения.
– Уж папочка-то раскошелится! – Морган рассмеялся и потер руки.
– Если дело выгорит, – сказал Джуд Питу, – выпишешь себе денег, сколько захочешь. Сможешь основать собственное подразделение ОО где угодно.
– Заманчиво, – улыбнулся Пит.
Это была его первая улыбка в адрес моего брата. Стоило тому пообещать, что у Пита под командованием будет новый отряд, больше и лучше нынешнего, и он до того обрадовался, что всю обиду на Джуда, узурпировавшего власть в ячейке, как рукой сняло.
– Цыплят по осени считают, – огрызнулся я.
– А ты у нас пессимист. – Джуд улыбнулся. – Если ты исполнишь свою часть работы, осечки быть не может. Просто не может.
Я сняла босоножки и зашла в воду, залитую лунным светом. Не помню, когда мне было так хорошо наедине с собой. Наконец-то все улеглось у меня в голове.
Например, про папу. У папы на первом, последнем и всех промежуточных местах стоит его политическая карьера. У него никогда не будет времени ни на меня, ни на мою сестру, ни на маму. Мы вообще появились в его жизни только потому, что к политику должна прилагаться «крепкая семья», это непреложное условие. Ну и ладно. Вот такую жизнь папа себе выбрал, а мне пора перестать ныть по этому поводу.
Я переступила на месте, перекатилась с пятки на носок, чтобы ноги не увязли в мокром песке. Вода накатывала на ступни и щиколотки, и я поддела волну, проводила взглядом дугу серебристых капель. И еще раз, и еще, то одной ногой, то другой, заливисто хохоча: в такой восторг приводила меня эта детская забава. А потом я вспомнила про маму, и игра прекратилась.
Мама. Я всегда была для нее одним большим разочарованием. Этого не изменишь. Я ни в чем не дотягиваю до идеала. Недостаточно аристократична, недостаточно умна, недостаточно красива. Недостаточно то, недостаточно се. И это тоже нормально. Главное мамино разочарование – ее собственная жизнь, ее ошибки, запечатленные во всех ее ранних морщинах, но я не позволю ей сделать из моей жизни вторую попытку. У меня свои планы. Вот-вот мне исполнится восемнадцать, и тогда вся жизнь и весь мир откроются передо мной. Мир, полный вариантов, решений и перспектив, и все это будет мое, только руку протяни.
А что же мы с Каллумом? Нет, журавль в небе мне не нужен. Мне достаточно, если мы останемся друзьями. Конечно, того, что было несколько лет назад, уже не вернешь, и все никогда не будет так, как мне бы хотелось, но, вероятно, мы сумеем выстроить что-то новое вместо того, что было у нас раньше. Вероятно.