Я заметил комитету, что это повторение «Тарара» должно рассматриваться не как вторая постановка, а как продолжение первой; и что ваши 200 ливров за представление должны быть вам выданы, а не 120 ливров, как обычно; но я пока не получил их ответа.
Мой друг, сможете ли вы вернуться сюда, чтобы поработать для нашего театра? Честно скажите мне об этом, так как многие интересуются: каждый хочет представить вам свою поэму. Если вам надо что-то закончить, делайте это у меня; ваша квартира всегда будет ждать вас. Приветствую вас, мой добрый друг; всегда любите преданного вам и пр.
Чтобы убедиться в успешности «Тарара», достаточно посмотреть на таблицу сборов по этой опере за 1787–1788 годы. <…> За 10 месяцев «Тарар» давался тридцать три раза и принес 121 717 ливров, что составило более четверти общих сборов за весь год, которые составили 444 654 ливров.
Адольф ЖЮЛЛЬЕН, музыковед и театровед
Для сравнения: опера «Алсиндор» Николя Дезеда (Dezède), сыгранная впервые 17 апреля 1787 года, за двенадцать месяцев имела шестнадцать постановок и принесла всего 48 168 ливров.
Еще раз подчеркнем — опера «Тарар» была, пожалуй, одной из самых успешных работ Сальери.
Бомарше восхищенно говорил о том, какой Сальери великий композитор, гордость школы самого Глюка. И вдруг (вспомним слова А. С. Пушкина) — «там есть один мотив». Всего один мотив, достойный внимания?! Если бы это не было фантазией поэта, Сальери вполне мог бы услышать насмешку в словах Моцарта. К счастью, на самом деле ничего подобного не было и быть не могло.
* * *
Музыковед Л. В. Кириллина пишет об этой работе Сальери так:
«По стилю это уже не глюковская опера, а скорее предтеча «большой» французской оперы начала XIX века. Для Глюка здесь, в отличие от более строгих «Данаид», слишком много пышной зрелищности и самодовлеющих характеристических деталей. И что, быть может, самое важное — в «Тараре» сочетается возвышенное и приземленное, трагическое и комическое. Вряд ли стоит выводить эти качества из обычаев итальянской барочной оперы, где наряду с высокородными господами вели свою интригу плутоватые слуги, потешавшие публику пародированием серьезных материй. Скорее, Сальери мог ориентироваться на то взаимопроникновение героического и бытового, которое стало типичным для французской комической оперы «сентименталистского» направления. <…> В дальнейшем эта тенденция оказалась чрезвычайно плодотворной; она вела, с одной стороны, к созданию жанра «оперы спасения», в которой частная история несправедливо страдающего, но в последний момент избавленного от гибели героя, окрашивалась в гражданственно-публицистические тона, а с другой стороны, к уже упомянутому жанру «большой оперы», где яркие страсти героев обрисовывались на фоне многофигурной и многокрасочной фрески, изображавшей отдаленную историческую эпоху или экзотическую страну. <…> Оба жанра были связаны друг с другом узами прямой преемственности. <…>