Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии (Травин) - страница 115

Думается, что теория Яна де Фриса не может рассматриваться сама по себе как исчерпывающее объяснение перемен, случившихся в эпоху Великого расхождения. Она, скорее, дополняет институциональный анализ, заходя в исследовании с другой стороны – со стороны потребления. Наверное, даже идеальная защищенность собственности на острове, где в одиночестве проживает Робинзон Крузо, не может стимулировать его трудиться сверх определенного уровня, обеспечивающего его основные потребности. Но если наш «остров» вступает в интенсивные экономические связи и получает со стороны товары, которые самим «Робинзоном» произведены быть не могут, островитянин обретает стимулы к труду, позволяющему заработать деньги для приобретения новых соблазнов.

Плодитесь и размножайтесь

Грегори Кларк о влиянии демографии на развитие

Помимо институциональных, экономических и культурных объяснений английской промышленной революции существуют и объяснения демографические. Они, наверное, наименее очевидные, однако шотландско-американский экономический историк Грегори Кларк в книге «Прощай, нищета! Краткая экономическая история мира» (М.: Издательство Института Гайдара, 2012) постарался объяснить британский успех именно с помощью размышлений на тему рождаемости, смертности и определяемого демографией культурного уровня страны.

Легкость в мыслях необыкновенная

При чтении книги поражает порой однозначность и безапелляционность суждений Кларка по вопросам, в которых на самом деле не так уж просто разобраться. Автор рубит своих научных противников с плеча и формирует тем самым базу для восприятия его собственной концепции. На массового читателя это, возможно, действует позитивно, но того, кто более-менее ориентируется в экономике и в истории, данный подход должен, скорее, смутить.

Вот, например, один тезис Кларка, восходящий к мальтузианской концепции.

Войны, бандитизм и беспорядки увеличивают уровень смертности при данном уровне доходов (хотя в ходе войн зачастую больше людей погибало от эпидемий, чем от прямого насилия). Однако все факторы, повышающие уровень смертности, улучшают материальное положение общества. Поэтому на самом деле люди в материальном плане лишь выигрывают от «дурного» управления, хотя и за счет снижения ожидаемой продолжительности жизни [Кларк 2012: 61–62].

Образованные люди, которым не довелось, к счастью, жить при дурном управлении, могут с интересом воспринять логику автора. Ведь математически именно так все и выходит. Объем доступных нам благ фиксирован, и, если часть народа помрет, другим больше достанется. Но те, кто при дурном управлении живут, скорее всего, очень удивятся тому, что они, оказывается, счастливцы. В реальной (а не смоделированной теоретиками) жизни эти люди постоянно обнаруживают, что они беднее тех, кто живет при хорошем управлении. Дело в том, что войны, бандитизм и беспорядки негативно влияют на производство. В лучшем случае у бизнеса просто снижаются стимулы к работе, в худшем – погромщики вообще бизнес уничтожают. Поэтому снижение численности населения в жизни сопровождается еще большим снижением объема доступных ему благ. И еще один момент надо учитывать. Скажем, при массовом вымирании работников уровень зарплаты может повыситься из-за дефицита на рынке труда и оставшиеся трудяги станут процветать. Но ведь их высокая зарплата будет включена в издержки и приведет к росту цен, что снизит уровень жизни покупателей. Экономист должен учитывать подобные неочевидные связи. Общество всегда состоит из конкретных групп, и когда благосостояние одних увеличивается, благосостояние других может снижаться.