Говоря о важности этих условий, Розенберг и Бирдцелл вступают в спор с теми оппонентами, которые полагают, будто бы на Западе всегда существовали подобные условия для развития бизнеса. На самом деле таких условий, конечно, не было. И собственность у бизнесменов запросто отнимали, и свободной возможности производить товары не имелось из-за разного рода цеховых ограничений. «Бывало так, – пишут авторы книги, – что сюзерен, используя вооруженную силу, просто грабил чужих или своих собственных арендаторов» [Там же: 76]. И в городах дела обстояли не лучше, чем на селе: «гильдии обладали политической властью, которая делала их правила обязательными и позволяла им осуждать, штрафовать и наказывать нарушителей правил» [Там же: 75]. В итоге можно сказать, что «переход от высокоорганизованного, полностью интегрированного феодального общества времен позднего Средневековья к плюралистическому обществу Европы XVIII века стал возможен благодаря ослаблению политического и церковного контроля не только в сфере хозяйственной деятельности, но также в науке, искусстве, литературе, музыке и образовании» [Там же: 44].
Розенберг и Бирдцелл полагают даже, что в Средние века не существовало свободы ценообразования:
обычным подходом было установление твердых цен на буханку хлеба, но, поскольку зерна для снабжения рынка по твердой цене часто недоставало, разрешалось изменять величину буханки [Там же: 118].
Здесь, мне кажется, авторы книги все же сильно сгущают краски: цены на самом деле менялись, конечно, хотя государство и городские власти действительно порой стремились делать их неизменными. В целом же является фактом то, что на заре европейской экономики не существовало даже относительно свободного рынка. Предприниматель был человеком, которого часто могли обидеть, лишая свобод и имущества.
Свежий ветер подул с моря
Почему же эта ситуация переменилась со временем? Вовсе не потому, что кто-то провел целенаправленные реформы. Или, вернее, такие реформы в отстающих странах проводились, но лишь в рамках догоняющей модернизации, то есть тогда, когда уже становилось очевидно, что перемены за рубежом происходят и аутсайдерам следует поскорее догонять лидеров, уходящих в отрыв. Сами же лидеры стали таковыми, скорее, вследствие случайного стечения обстоятельств.
По мнению Розенберга и Бирдцелла, единственной сферой коммерции, где не срабатывали разные государственные ограничения свободного рынка, являлась морская торговля. Она, по понятной причине, была межгосударственной, и здесь просто некому оказалось навязывать бизнесу всякие путы. В XVI–XVII веках Голландия с Англией резко расширили свое участие в морских перевозках и в свободной торговле (порой сочетающейся с пиратством), получив от подобной деятельности большие доходы. И это заставило не имевших таких доходов правителей других стран всерьез задуматься о переменах [Там же: 118–124].