Благодаря этим-то обстоятельствам ближайшие окрестности Пекина обставлены довольно красиво, но все-таки мертвенно, потому что пока не перевелся или не разорился род покойника, то от кладбища требуется, чтоб на нем было как можно более тишины. Один раз как-то потомок Конфуция, стерегущий его кладбище, был строго наказан за то, что на кладбище его предка пускали посетителей, которые протоптали дорожки по траве. Вот до чего простирается кладбищенский этикет!
Наконец, подвигаясь далее, вы усматриваете самый Пекин. Но что бы вы думали, вы усматриваете, собственно? Не более как одну башню с выгнутой кровлей и торчащими по бокам ее стен свесами, которые составляют как бы продолжение других, низших рядов крыш, – не более. Во всяком другом месте путешественник волей или неволей обязан рассказать о впечатлении, произведенном на него тем городом, к которому он подъезжал. Кто не умеет распространяться при описании оживленной картины или панорамы, ему представляющейся, тот должен непременно проситься, чтоб его послали путешествовать в Китай; он может быть спокоен, что все 1500 городов китайских не заставят его задуматься над описанием при приближении к ним; все эти 1500 городов, а равно еще большее число замечательных местечек закрыты от докучливых глаз стенами, из-за которых вы ровно ничего не видите. Не подумайте, что, если бы вы подъезжали к Пекину с другой какой-нибудь стороны, то он открылся бы пред вами живописнее; нет, всякая дорога привела бы вас непременно к какой-нибудь башне, возвышающейся над воротами, чрез которые вы должны въехать в столицу, или, иначе: дороги, разумеется, не тропинки, проведены только к башням и воротам. Ну над такой архитектурой, как эти башни, нельзя много задуматься; об них поэт не скажет, что они уходят в облака, мечтатель не сравнит их грациозность со стройностью красавицы, разве только археолог составит себя понятие о том, как в древности люди в Вавилоне строили столп, и то потому, что первые послепотопные формы не могли слишком разниться от допотопных; массивность, неуклюжесть, безвкусие – все тут; что-то тяжелое ложится на вашу душу при взгляде на эту башню, которая представляется, скорее, каким-то только что правильно разрубленным утесом, поставленным на ровном пространстве. Итак, благодаря стенам в городе ничего не видно; чтоб видеть что-нибудь, надобно подняться на горы, который ближе всего к Пекину с западной стороны, но и тогда что же вы увидите? Ряд крыш, не более. Другие города, даже мусульманские, отличаются высотой своих храмов, а здесь нет ни одного храма, который был бы так высок, как дворцовые залы; между тем золоченые крыши царских палат издали сливаются с обывательскими; только два-три предмета, как-то: белый обелиск, поставленный на возвышении, башни с колоколом и барабаном и разве еще так называемая попросту гора каменноугольная (мейшань), покрытая деревьями, из которых выставляются грациозные павильоны, остановят на себе ваш взор, но и то надобно, чтоб вы в такой дали смотрели на них в сильную зрительную трубу. Иначе, чтоб насладиться зрелищем на Пекин, вы должны взойти на городскую стену, его окружающую, но и тут только ближайшие предметы вам кажутся довольно разнообразными; вы видите и площадки, и прудики, и хижины, и дворцы с их садами, а далее все опять сливается в необозримый ряд крыш, которым не видите конца. Мы должны сознаться, что с городских стен часто зевали на Пекин и не видали даже всех его башен или ворот на противоположной стороне этих стен, которые так обширны.