Рука странным образом дрожала, когда я подавал улыбающемуся верзиле сверток с письмом. Наверное, сказывалось волнение последних дней. Внезапная удача, непростое путешествие, этот чудовищный монстр Вафтруднир, в конце концов! Пирушка в честь моего прибытия, несомненно, поможет оправиться от пережитых потрясений.
Герман немедленно выхватил у меня сверток и с нарочитой небрежностью развязал шнурок, которым было туго обмотано письмо. Некоторое время задумчиво вертел в руках отдающий желтизной пергамент, разглядывая его то так, то эдак.
«Не сомневаюсь, что это печать его светлейшества, – выдал он наконец после нескольких минут гробового молчания, которое и я, и крестьяне вынуждены были хранить вслед за Германом. – Я видел ее лишь однажды. В деревню прибыли рекрутеры в надежде заполучить десяток-другой юношей призывного возраста. Мне было почти 15, потому я был в числе тех несчастных, кого обязали явиться на эту самую площадь для прохождения отбора. Многих выдернули прямо с полей, когда же осенний сбор урожая – крайне важное занятие, каждый день на счету. Вдруг неожиданный град побьет колосья, а неистовые ураганы унесут наши стога далеко за пределы долины? Как вы, Отто, могли догадаться, рекрутеров это не особенно волновало. Они потрясали бумагой, подобной вашей, с точно такой же печатью и требовали неукоснительного выполнения графской воли. Уверен, вам знакомо это чувство. Страх перед неизведанным, животный ужас перспективы оказаться в битве. Что хуже: вероятность никогда не вернуться к своим безнадежно стареющим, а оттого нуждающимся в опеке и защите любящим родителям. О да, вы понимаете меня, Отто. Вижу по недоумению и боли в ваших глазах. Вы стали жертвой системы. Той самой, которая заставляет двух королей без зазрения совести посылать насмерть тысячи и тысячи подданных ради своих неуемных амбиций. Система взяла и вывернула наизнанку все то, что мальчишка знал и ценил до попадания в рекруты. 25 лет службы не могли пройти даром, верно? Та самая система, что сломала мальчишке жизнь, теперь служит ему путеводной звездой. Потому с такой ненавистью вы глядите на простых трудяг, которым по большому счету невдомек, через какие невзгоды вы прошли и какие ужасные поступки могли наблюдать в военные годы. Я понимаю это, Отто. Потому и вы должны меня понять – я не мог допустить того, чтобы дюжина юнцов и их родители (в том числе мой батюшка) прошли через подобные испытания. Потому, прознав про ужасный приказ, я седлал самого резвого жеребца и что есть мочи помчался в лес. Полагаю, ты успел наслушаться баек о Вафтруднире? Он – добрый друг и покровитель этих мест. Если бы человеческие законы были более разумными и гибкими, мы бы безоговорочно признали его своим вождем. Защитником, коим он, по сути, и является. Добрый друг выручил нас в тот черный день. Откровенно говоря, одного его появления на опушке леса и громогласного клича было достаточно, чтобы вынудить рекрутеров в срочном порядке покинуть долину и вернуться на ту сторону реки. Графских послов с тех самых пор здесь не видели вовсе. Вы – первый человек, Отто, кто прибыл сюда по указанию его светлейшества. Чтобы заявить о своем праве на власть? Что ж, сейчас выясним.»