— Красные, — улыбаюсь я, — они просто безумно красные.
Степан пожимает плечами и смотрит так… словно извиняясь, но в то же время лукавый огонек ни на миг не покидает его взгляд.
— А представляешь теперь, что и ты так же замерзнешь после мороженого.
Я же улыбаюсь еще шире и тянусь рукой к лицу мужчины. Точнее, к его уху. Я совершенно не отдаю отчета своим действиям, словно со стороны смотрю, как моя ладонь накрывает его ухо, наверное пытаясь согреть. Степан довольно жмурится, напоминая сейчас сытого кота, а затем накрывает мою руку своей.
— Спасибо, — хрипло произносит он, — мне стало так намного теплее. Но все же… кафе, м-м-м? — Степан выгибает брови.
— Не-а. Лена спит.
— Так мы ее вместе с коляской. И она продолжит спать.
— Надень на себя теплый комбинезон, затем ляг в кровать, да еще и одеялом укройся. Сильно тебе захочется спать? — я говорю все это шутливым тоном, а сама смотрю то в глаза Степана, то на наши руки.
Мужчина, уже совершенно не стесняясь, поглаживает мои пальцы, а я не хочу терять это ощущение. Мне кажется, что я и вечность готова так простоять. Лишь бы не возвращаться домой. К Максиму. К поскрипывающей двери. К ванне с местами содранной на ней эмалью, к постоянным завтракам и ужинам, которые никто не ценит, и… одиночеству.
Кажется, что стоит мне только переступить порог нашей с Максом квартиры — и я очнусь ото сна, в котором нахожусь сейчас. Сказка разрушится.
— Ты побила все мои аргументы, — улыбается Степан, затем крепче сжимает мою ладонь, отрывает ее от своего уха и ведет ей по-своему же лицу.
Я чувствую, как пальцы колет легкая щетина, а затем теплый воздух на них. Степан дует на мои пальцы, а потом целует ладонь. И не внешнюю сторону, а именно внутреннюю. По руке тут же начинают бежать мурашки, от запястья к плечам, а потом и по спине. Это так мило, чувственно… запретно, не к месту. Да и вообще ужасно с моей стороны. Я не должна позволять ему такое. Я не должна стоять здесь, рядом с посторонним для меня мужчиной. Но стою и, когда слышу тихий шепот: "Не хочу тебя отпускать", больше всего на свете хочу ответить: "Не отпускай", но в этот момент из коляски доносится плач. Я тут же выдергиваю руку из захвата Степы и отворачиваюсь к дочери.
Черт.
Для того чтобы очнуться ото сна, мне даже порог своего дома переступать не пришлось.
Что я творю?
— Ну теперь сам бог велел отправиться нам всем в кафе.
— Что? Не-ет… нет. Мы… мы уже домой, — растерянно отвечаю я, подкачивая коляску, пытаясь успокоить Леночку.
Степа хмурится, я уверена, что он начнет сейчас опять искать тысячу предлогов, чтобы я осталась, но мужчина, лишь тяжело вздохнув, говорит: