Вероятно, почтенный мемуарист все же несколько преувеличивал. Деревенский пьяница — в XVIII веке явление еще сравнительно редкое, и бытописатели той поры видели только отдельные «плачевные примеры по некоторым деревням, где водится такое закоренелое обыкновение, что при сельских забавах и плясках парни подносят девкам стаканами горелку и считают себе обидою, если оне не выпьют, понужая их опорожнить насильно. В таких деревнях не видно почти ни одново румянова и свежева лица; все бабы и взрослыя девки бледны и желты, как мертвецы». Огульные обвинения русского народа в пьянстве отвергал и историк XVIII века И. Н. Болтин: сам будучи помещиком, он резонно указывал, что его крестьянам для пьянства «недостает времени, будучи заняты беспрерывно работою едва не чрез целый год»>{193}.
«Пьянственная страсть» при этом угрожала не только социальным низам. От пришедших «в совершенное безумие» избавлялись теми же средствами, что и в прошедшем веке. Императрица Елизавета приказала запереть в Донском монастыре сына выдающегося петровского дипломата барона Исая Петровича Шафирова: «он в непрестанном пьянстве будучи, отлуча от себя с поруганием жену и детей своих, в неслыханных и безумных шалостях обретается». Знаменитый канцлер А. П. Бестужев-Рюмин после бесплодных увещеваний вынужден был в 1766 г. просить Екатерину II о ссылке в монастырь «за великое пьянство» своего сына — генерал-лейтенанта и камергера двора.
Менее высокопоставленные подданные старались выражать свои мнения в традиционной форме анонимного «подметного письма». В 1732 г. к грозной императрице Анне Иоанновне попала жалоба на откупщиков и их подручных, усиленно принуждавших народ пить: «Наливают покалы великии и пьют смертно, а других, которыя не пьют, тех заставливают сильно; и многие во пьянстве своем проговариваютца, и к тем празным словам приметываютца приказные и протчия чины»>{194}. Безымянный автор этого сочинения хорошо знал, что в то, время кабацкие возлияния нередко заканчивались для «питухов» серьезными неприятностями. Стоило поручику в заштатном гарнизоне обругать очередной приказ, возлагавший на него новые тяготы, или загулявшему посадскому в кабаке сравнить императорский портрет на серебряном рубле со своей подругой, как тут же находились «доброжелатели», готовые обличить беднягу в оскорблении титула и чести государя Обычно такого рода дела, не представлявшие, с точки зрения многоопытных следователей, опасности, заканчивались для обвиняемых — особенно если те не запирались, а сразу каялись в «безмерном пьянстве» — сравнительно легко: поркой и отправкой к прежнему месту жительства или службы.