Возмущенный Ленин отозвал Дыбенко с фронта».
К слову сказать, бежали эти «войска» до Гатчина аж целых 120 километров. А по пути, на железнодорожной дороге, снова захватили несколько цистерн со спиртом и уже выпили, скорее всего за свое здоровье. Потом этот отряд был переформирован и после основательной чистки направлен на другой фронт.
В марте 1918-го на IV съезде Советов на повестке дня стояло обсуждение «поведения члена РКП(б), наркома по морским делам товарища Дыбенко Павла Ефимовича, беспричинно сдавшего Нарву». Его сняли с поста наркома и арестовали прямо во время съезда. Причем сделано это было по требованию комиссаров нарвских отрядов и его заместителя, Федора Раскольникова. Обвинение было коротким: «он беспробудно пил и в таком состоянии сдал Нарву немцам».
Александра Михайловна Коллонтай, в свою очередь, не согласилась с намерением Ленина принять немецкие условия и подписать Брестский мирный договор на любых условиях. За это вождь мирового пролетариата не включил ее в список членов ЦК, а после ареста Дыбенко она сразу же подала в отставку с поста наркома государственного призрения. Но что интересно, она же помогла написать Павлу Ефимовичу Дыбенко заявление, словно под копирку повторяя свое выступление на VII съезде партии, таким образом вытаскивая его из тупиковой ситуации: «Стоя на точке зрения революционной войны, я считаю, что утверждение мирного договора с австро-венгерскими империалистами не только не спасает Советскую власть в России, но и задерживает и ослабляет размах революционного движения мирового пролетариата».
Много лет спустя Александра Михайловна расскажет в беседе с помощником Молотова, В. Ерофеевым, как члены большевистского правительства на все это реагировали:
«Я, наверное никогда в своей жизни не слышала таких ужасных слов в свой адрес, которые произносили выступавшие по очереди мои коллеги – вчерашние друзья и товарищи. “Революция в опасности, а Коллонтай покинула свой пост, дезертировала, изменила революции со своим любовником, предала дело рабочего класса”, – и все в том же духе. Требовали изгнать меня из правительства, исключить из партии, отдать под суд, чуть ли не арестовать немедленно… Когда все высказались, наступило тягостное молчание, ждали, что скажет Ленин. Он начал медленно, без обычной скороговорки, четко выговаривая каждое слово: “Да, я целиком согласен с выступавшими товарищами, Коллонтай совершила тяжелый проступок перед революцией и должна понести суровое наказание”. Душа у меня ушла в пятки, перехватило дыхание. “Поэтому, – продолжал Ильич, – я предлагаю потребовать от Коллонтай, чтобы она… вышла замуж за Дыбенко”. Все разразились дружным смехом…»