«Вся душа моя, сердце, мысли мои, все с тобою и для тебя, мой ненаглядный, мой безгранично любимый. Знай – жить я могу и буду только с тобой, – без тебя жизнь мертва, невыносима… Будь горд и уверен в себе, ты можешь высоко держать голову, никогда клевета не запятнает твоего красивого, чистого, благородного облика…»
По мнению В. Савченко, «Коллонтай развернула бешеную деятельность по спасению своего любимого. Она молила Троцкого и Крыленко о пощаде, бегала к Ленину и Крупской. Александра натыкалась только на безразличие или жестокость, а иногда на циничный вопрос: “А вы кто такая будете подследственному?”
На какое-то время она впадала в отчаяние, думала “вместе взойти на эшафот”, поднять восстание матросов… (мысли из дневника Коллонтай). Александре посоветовали хлопотать о судьбе Дыбенко не как любовнице, а на правах законной жены. Но ранее она доказывала буржуазность и порочность института брака, была адептом свободной пролетарской любви… От этих убеждений пришлось отказаться, чтобы спасти “матросика” или сочетать свою жизнь с приговоренным к смерти.
Это было в духе романов Дюма и Гюго… В газетах Коллонтай поместила заявление о том, что она сочеталась первым гражданским советским браком. Об этом знаменитом браке написано немало, но нигде не говорится, что он был фикцией, так как заключался без согласия “жениха” и без самой регистрации где-либо. Ведь Дыбенко в этот момент находился под арестом. Однако, на удивление, этого оказалось достаточно, чтобы Шура Коллонтай на правах законной жены взяла Дыбенко до суда на поруки. Старая большевичка дала слово, что подследственный не исчезнет из Москвы до суда и будет являться “на допросы”».
Уже 25 марта Дыбенко выпустили на поруки, и он, погуляв, исчезает из новой столицы большевиков вместе со своим отрядом. Сначала устремляется в Курск, потом появляется на Волге, в Пензе и Самаре. Как писал Жак Садуль, «…Коллонтай, она безумно влюблена в своего прекрасного Дыбенко и совершает в последнее время одну нелепость за другой… Она отчаянно кинулась в оппозицию…»
Александре Михайловне ничего не оставалось делать, как самой раствориться в Петрограде. Ведь теперь потребовали арестовать не только Дыбенко, но и Коллонтай.
В мае 1918-го, после того как в Москве уверовали, что супругам ничего не грозит, Дыбенко явился на суд, проходивший в Гатчине. 17-го числа он оправдал Павла Ефимовича. Якобы «перед ним были поставлены такие сложные задачи, как «прорыв к Ревелю и Нарве, к решению которых он, не будучи военным специалистом, совершенно не был подготовлен…»