— Не люби-и-ишь! — продолжает завывать Бусинка.
Псина уже дерет коврик «Добро пожаловать» у входной двери. Правильно делает. Слишком упоротая надпись для нашей берлоги.
— Люблю, — отвечаю тем же тоном, вытираю мобильник полотенцем и в паутине давно разбитого стекла отыскиваю номер Лидочки.
Сам себе подписываю смертный приговор. Теперь в свой обеденный перерыв, наминая бургеры, она будет метать дротики в мое фото, а не Рубена.
— Константин Сергеич, выходной же, — вздыхает она устало, наверняка уже плетя куклу Вуду в мою честь.
Спорить с ней о том, что в нашем деле понятие «выходной» абстрактное, бессмысленно. У Лиды пятидневка, с восьми до пяти и четким обеденным перерывом. Как жаль, что моя личная секретарша ушла в декрет. С тех пор словно весь мир повернулся ко мне жопой.
— Лидочка, радость моя, — растягиваю я лыбу во всю челюсть, — выручай. Китайцы меня на шашлык для Рубена пустят, если через двадцать минут я не явлюсь на встречу с ними.
— Нет, не люби-и-ишь! — не перестает Бусинка, нервно болтая ножками.
В коридоре скулит Псина, завернувшись в коврик и не зная, как из него вылезти. Зачем я вообще взял этого йоркширского терьера?!
— Так вызовите такси, номер у вас вбит в книге контактов, — вещает мне истину Лидочка.
— Нет-нет-нет, только не бросай трубку! — прошу я ее, вылетая в коридор и вытряхивая Псину из коврика. — Я испортил договор. Это наш экземпляр. На нем сегодня должны появиться китайские каракули. Если я просру контракт, Рубен сделает каракули из меня.
— Это ваши проблемы, Конст…
— Лидочка, но ты же девочка. Красивая, добрая, ласковая…
Сам не знаю, откуда столько комплиментов с языка слетает для Лидочки весом в сто двадцать килограммов и с черным поясом по каратэ. Ее даже Рубен боится. Взял в секретарши, только потому что ревнивая жена настояла. Но в командировках таскает с собой Вику. Она в делах сечет и всегда согласна помочь лучшему другу семьи. Единственная, ради кого я еще терплю и Рубена, и Лидочку. Не свела бы она меня с ними, так и прозябал бы в тени со своим малым бизнесом и огромным багажом продуктивного ума.
— Я же сказала, не люби-и-ишь! — продолжает реветь Бусинка. Пытается выдавить слезу, актриска.
Возвращаюсь в кухню, хватаю ее под мышку и тащу в комнату.
— Лидочка, ты же понимаешь, что если сейчас все выгорит, я тебя неплохими премиальными награжу. Помимо тех, что тебе Рубен отвалит. Другой помощницы у меня нет.
Залезаю в комод, достаю первое попавшее под руку платьице, но не угождаю Бусинке.
— Оно мне не нравится! — психует она. — Хочу зеленые штанишки!