От этого вида Борис молча встал в дверях. Забытый страх вновь начал подниматься из глубин бессознательного, но пока ещё цепочка химических реакций не дошла безумным страхом до ног — и они стояли. Никто, казалось, не замечал фигуру в аккуратном чёрном костюме посреди дверей.
— Ну, Боря, если так — молоток. Я давно тебе говорил… Очень рад, что обратился. Вижу, что уже совсем другой человек. Всего пару часов, а уже такой вопрос решил — я от тебя раньше ждал бы две недели. Интересно, и как это оно так: чтобы совсем другой человек? Ну, если так и дальше будешь, то, может, дам тебе повышение, — начальник Бориса засмеялся.
— Да что там, Валентин Сергеевич — посмотрим, — ответил другой, таким же, как у самого Бориса, голосом, но почему-то звучащим иначе. Будто бы теплее и мягче.
Другой улыбнулся и на секунду посмотрел в себя, вроде бы, настоящего.
От этого контакта психика Бориса, наконец, дошла до сознательной части, и в ноги загудел сигнал «БЕЖАТЬ». Он быстро протиснулся между начальником и стеной, словно тень, и просочился в проём дальше.
Секретарша удивлённо осмотрелась:
— Показалось, что тут кто-то был. — с улыбкой, проговорила она. — Никого…
Несколько подчинённых Бориса бросили ему блеклые автоматические слова приветствия, которые он безразлично проигнорировал. Кто-то подавал ему бумаги, задавал вопросы, но это всё скользило мимо сознания. Всё окружающее свернулось до маленькой полосы, в которую попала только дорога коридора — остального не существовало.
Он вышел на улицу и глубоко вздохнул, упёршись в стену. Будто если он не будет иметь какого-то физического контакта с миром, всё исчезнет, провалится в глухую пустоту, и он останется в пугающем вакууме ничего. Спроси его сейчас об этом чувстве, он бы не выразил его никак, кроме безумного от испуга взгляда.
«Идти…» — подумал Борис, протирая ладонью почти прозрачное похолодевшее от ужаса лицо.
Он развернулся и побрёл в сторону, не соображая о направлении. В местности за ним начали вырисовываться простые линии, цвет стираться, отражения — исчезать. Лица работников сначала отпечатывались рисунком на стекле, а затем поверхность самого стекла становилась мутно-синей, рисунок исчезал, не оставляя следа. Мечты, обсуждения, рабочий процесс — ничто не спасалось. Целое здание за несколько секунд испарилось, а вместо земли и бетонного основания вырисовывались линии — они тоже вскоре исчезли.
Будто кто-то проводил деконструкцию части мира, осмысливая не всю совокупность элементов, заставлял их неестественно быстро распадаться — и смотрел за фантастическим результатом эксперимента. Сначала доводя до несложных геометрических фигур, затем до простых линий, а после — в ничто, серость, пустоту.