Даор протянул руку к Войцехту и остановился, напомнив себе, зачем он здесь. Стоявший рядом с бандитом невысокий разбойник по прозвищу Горбач, только что отпустивший комментарий, пошатнулся. Даор наблюдал, как, повинуясь его мысли, воздух в легких напитывается водой, причиняя остряку нестерпимую боль. Горбач схватился за грудь, глаза его вылезли из орбит, он пытался вдохнуть, втягивал воздух открытым ртом, но облегчение не приходило. Войцехт повернулся к нему как в трансе, будто не замечая страданий. Герцог хорошо знал этот рыбий взгляд начавшего ритуал — начатое должно было быть закончено — и только усмехнулся. Сейчас Войцехту было плевать на все, кроме жертвы.
Алана же снова напала на Мышь. Тот, удерживая ее запястья одной рукой, повернулся к главарю:
— Эту куда? Достала. Можно вырублю?
— Не-е-ет, — медленно протянул Войцехт. — С ней аккуратно. Свяжи.
Мышь охотно взял у Клешни растрепанную пеньковую веревку и, заломив Алане руки за спину, связал тонкие запястья, перекинул веревку через один из прутьев клетки и закрепил узел. Теперь девушка не могла сдвинуться с места, лишь перебирая ногами.
— Послушайте, — начала Алана, не понимая цели Войцехта, голос ее срывался в такт шумному дыханию. — Не трогайте Ишару. Вы же видите, я слушаюсь.
Даор с неудовольствием смотрел на ее отчаявшееся лицо. Еще утром он размышлял, что девочке неплохо бы погибнуть, но сейчас, наблюдая ее безуспешные попытки защитить примитивную самку и ее малолетнего отпрыска, он понял, что смерти девочке все же не хочет. Она была лучше их всех, чище и добрее, смелее, умнее, и будто светилась в темноте. Ее неровно обрезанные волосы падали на показавшиеся в разодранном платье острые ключицы, лиф с трудом держался на лихорадочно поднимавшейся груди. Она плакала — не за себя, за Ишару — и умоляла.
— Трубач, — обратился к Войцехту Мышь. — Ждет десять минут? Я б ее трахнул. Она сейчас на все пойдет.
Но Войцехт, к собственному счастью и счастью Мыши, ответил твердым отказом.
— Тащи сопляка.
Ишара защищала своего сына до последнего, но Даор смотрел только на отчаявшееся лицо девочки, в котором, когда крик Ишары оборвался, что-то потухло. Труп Ишары Мышь и Клешня сбросили вниз, и тело покатилось по склону, цепляясь за деревья. Девочка, казалось, не дышала, и была бледна как мел. Даору захотелось встать и отвязать ее, успокоить, убив нападавших разбойников, но он остановил себя, разумно рассудив, что время на это еще будет.
Войцехт отнес орущего младенца на алтарь.
И тут что-то произошло, что Даор успел заметить лишь краем глаза: Алана бросилась вперед: веревка, тлеющая алым углем, больше не привязывала ее к клетке, хотя и продолжала опутывать руки. Кажется, девочка применила заговор не специально, по крайней мере, она бросилась вперед очень по-простацки — и была тут же остановлена Даором. Ноги Аланы увязли во мху, она споткнулась и растянулась на мягком зеленом покрове.