В этот рейд Звягинцев взял самых надежных. Тех, кто жаждал кровавой мести за Посты и Ак-Июс. Кто считал, что лучшая политика — выжечь и перебить всё и всех на три дня конного пути от Девятки.
Уцелевшие воины — человек пятнадцать — стояли связанные. Смотрели, как сгорают жены и дети, убитые у них на глазах.
К старейшине, тоже связанному, стоявшему в стороне, вразвалку подошел человек. Миша Псоев, известный лейтенанту Старченко и покойному Щуке как лже-черпак. Отчаянный боец. Доброволец, пришедший в Отдел одним из первых. Пришедший по простой причине — нравилось убивать.
— Хорошо кожу сдираешь? — поинтересовался Миша. — Хочу научиться. На тебе и попрактикуюсь.
«Попрактикуюсь» Псоев сказал по-русски. Остальное на языке адамаров. Миша вынул нож, оглядел седого, невысокого старейшину взглядом скульптора, примеряющегося к глыбе мрамора. Сказал снова по-русски:
— Если что не так сделаю — подскажешь…
…Воинов оставили жить. Когда все кончилось, выкололи глаза, развязали и отпустили. Одного зрения не лишили, но обрубили обе кисти. Раны аккуратно продезинфицировали, забинтовали. Пусть всем рассказывают, что в Степи появился человек куда страшнее Карахара.
Реклама в любом деле — главное.