— Ты мне отдаешь ее фотографии и детские?
— Ах да, — Симин достала из кармана своего короткого, до середины бедра плащика флешку. Затем сняла платок и плащ, оставшись в джинсах и алой блузке, яркой и пышной. Она напомнила Фардину мятущийся на ветру в степи Ирана весенний мак. Но маки уже отцвели, а Симин — вот она, в его комнате.
Фируз с трудом отвлекся от посторонних мыслей и спрятал флешку.
— Думаю, дня три-четыре. Документы уже собственно, готовы, нам не хватало фотографий.
— Кто она? — художница прилегла на диван, и ее густые волосы с медным отливом разметались по кожаной подушке.
— Не твоего ума дело! Сколько раз я тебя просил не душиться этими духами! — поморщился Фардин. Аромат отвлекал его и навевал совершенно не деловые мысли.
Симин это знала и пользовалась подобными уловками. Она засмеялась. Художница, воспринимавшая Фардина как недотепу-ученого, книжного червя, вдруг обнаружив, что рядом с ней опытный, сильный, изворотливый разведчик, очевидно, находящийся выше ее по положению во всех смыслах, не сразу приняла это.
Она привыкла, что, будучи сотрудницей МИ, она обладает большой властью, почти неограниченной. Во всяком случае, для чувства собственной значимости ей хватало полномочий. Она жила вольготно, в отличие от большинства иранцев легко перемещалась по миру. Правда, платила за это нервами, бессонными ночами, воспоминаниями о ликвидированных ею неугодных родине людях. Но это ничего. Она привыкла. И вдруг появился человек, крепко взявший ее за горло, поставивший под угрозу всю ее безбедную условно свободную жизнь. В секунду она теперь могла лишиться всего материального, а самое главное — жизни. Но не сразу, заподозри ее руководство МИ в связях с российской разведкой, пытать ее стали бы долго, мучительно, не считаясь ни с полом, ни с возрастом. Она для страны бесполый солдат, боевая единица.
Но так она рассуждала только первые несколько дней своего нового существования в роли двойного агента. От ярости расколошматила скульптуру быка, стоявшую в ее шикарной мастерской в пентхаузе элитного дома, в котором она жила формально с «братом» и его женой.
Симин металась, злобствовала, однако выхода из создавшегося положения не видела. Она могла только смириться, в противном случае тут же оказалась бы в изоляторе на месте Фардина. Хотя и его бы схватили, но ей бы уже было все равно.
Через неделю она встретилась с Фардином снова и не испытала никакой ненависти. Наоборот, вдруг поняла, что все больше привязывается к нему. Ей необходим был, по-видимому, человек, за которым она могла идти куда угодно, положившись на него во всем. Пусть даже парить в невесомости или ходить по воде, как пророк Иса. Обострившееся чувство опасности от нового уровня отношений с Фирузом напоминало разряды тока, немотивированного, словно электричество генерировалось прямо из воздуха. Ее так ударяло каждый раз, когда она видела своего любовника и соучастника в деле предательства родины.