— женился неоднократно, но только на замечательных женщинах;
— переболел всеми болезнями времени: комсомолом, диссидентством, революцией, демократией, кумироманией и кумирофобией и выжил без особо тяжких последствий для психики;
— имел и имею друзей; счастлив, что почти всю жизнь это одни и те же люди;
— приобрел врагов, но не унизил их и не дал им унизить себя;
— ни в какие партии не вступал и к уголовной ответственности не привлекался;
— почетных званий и государственных наград не имею;
— сменил много профессий: лаборант-гляциолог, разнорабочий, повар, пекарь, рубщик леса, востоковед, толмач, переводчик, редактор, журналист, сценарист, режиссер, преподаватель, издатель;
— с октября 1991 года возглавляю Фонд защиты гласности, и, поскольку профессии правозащитник не существует, мне на этой работе приходится пользоваться всеми навыками, нажитыми ранее.
Теперь о коллекции. Иногда спрашивают: легко ли рисовать эти картинки и портреты по памяти? Ответьте сами. Закройте глаза, и без помощи рук попробуйте вспомнить словами, как завязывать шнурки бантиком… Убедились, как костенеет, сопротивляясь, язык, какая это неподъемная задача, как вы замираете, подобно сороконожке, которую спросили, почему она шестнадцатую ногу ставит сразу после второй?
Это что касается проблемы слов, а тут еще проблема памяти, которая у каждого наособицу: кто-то помнит даты, чужую речь, погоду, географию событий и расположение предметов, а кто-то, как я, — в основном собственные ощущения от слов, предметов и событий. Недостатки памяти свойственны всем, но я в своих признаюсь заранее, чтобы предупредить: это не они такие — герои этой книги, это я их такими помню или такими люблю; это не то, что было, это моя версия того, что было.
И последнее: чего в этой коллекции нет из того, что следовало бы поместить. Иными словами, если бы ко мне обратился Маяковский и сказал: Я «в долгу перед Бродвейской лампионией, перед вами, Багдадские небеса, перед Красной Армией, перед вишнями Японии», — а вы?
Мои долги скромнее — написать бы о том, как дружили мои бабушки. Одна — из рода князей Оболенских, другая - из черты оседлости. Да и замечательных дедов своих следовало вспомнить: и того, о ком здесь хоть краешком, а написано, и о втором — суровом, военном и трогательном отцовском отчиме.
О двух театрах, в которых прошла часть моей молодости: «Современнике», где я был другом, зрителем и несостоявшимся автором, и Эстрадной студии МГУ «Наш дом», где я первый раз вышел актером на театральную сцену с большой кастрюлей на голове.