Нет, прошу понять меня правильно: я вовсе не собирался отдыхать эти пять лет, они были самыми насыщенными, самыми веселыми годами самопознания, испытания себя в самых различных профессиях и жанрах, увлечения общественной деятельностью и разочарования в ней, романами и женитьбами, — словом, чем я только не занимался и ни разу не пожалел о своем выборе: индонезийский язык не мешал мне делать то, что я в этот момент хотел делать. Но по справедливости — среди всех и всяческих увлечений было увлечение и самим индонезийским: на втором курсе я сделал первый поэтический перевод, съездил с первой своей делегацией и заложил тогда основу своей будущей твердой «четверки» по специальности. Поэтому будет уместно произнести здесь панегирик этому замечательному языку.
2. О языке
Большинство языков, которые мне довелось изучать (я надеюсь, все ощущают разницу между изучать и знать!?), были языки старые, устоявшиеся, с кристаллизованной грамматикой, железными правилами и не менее железными из них исключениями. Индонезийский — язык молодой, меняющийся, текучий, обретающий себя, сохраняющий какую-то первобытную образность.
Ну вот все помнят знаменитую индонезийку — шпионку первой мировой войны, но мало кто знает, что mata по-индонезийски — глаз, hari — день, а имя Матахари означает глаз дня, т. е. солнце. Или айр — вода, а в сочетании с тем же mata дает два дивных образа: mata air — глаз воды, родник, air mata — вода глаз — слезы. Или известный всем орангутан — это ведь по-индонезийски лесной человек: hutan — лес, orang — соответственно. А как вам понравится, что множественное число образуется в индонезийском языке повторением единственного?! Мне нравилось чрезвычайно. И когда популярный у нас в те годы президент Индонезии доктор Сукарно начинал свои речи: Saudara-saudara sekalian, т. е. дорогие соотечественники, это умиляло всех, не индонезистов в том числе, неожиданным созвучием «sudara» с полузабытым русским «сударь». Грамматическое русло еще не закостенело, и язык свободно, в соответствии с не устоявшимися пока правилами, то тек в эту сторону, а то не тек — что-то ему запрещало в ту сторону течь, и объяснения этому не было никакого, кроме: «так говорят, а так — не говорят».
А еще мне очень нравилась версия, что индонезийский, как и его отчая основа малайский, — это язык пиратов Больших и Малых Зондских островов и что в Сингапуре и на Филиппинах на этом языке можно объясниться. Зато в самой Индонезии язык еще не было един. Он был государственным, то есть вторым. А первыми для абсолютного большинства оставались языки местные, региональные — яванский, сунданский, батакский и т. д.