Интересно, между прочим, что в некоторых домах вода из водосточных труб попадает прямо в канализацию, не заливая тротуаров.
В ванных комнатах встречается хорошее и даже привлекательное оборудование. Вода подогревается электрическим подогревателем «Protos», в котором ртутный выключатель прекращает, когда надо, нагрев…»
После того как Полонский не ответил и во второй раз, Густов отошел от стены, достал свою записную книжечку и дописал в нее насчет расцветки обоев, а потом еще о ранее замеченных духовках, или шкафах-термосах, вмонтированных в отопительные батареи. Прошелся по комнате, вышел в коридор. И, конечно же, оказался в комнате Полонского.
Заспанный начштаба, лишь на рассвете вернувшийся из медсанбата, нехотя повернул на подушке голову и с трудом разлепил глаза, густо, как у девушки, затененные ресницами.
— Ну что там? — спросил он недовольно-жалобно.
— Утро, — сказал Густов.
— Да ну тебя, Коля! Дай доспать.
Полонский сердито отвернулся к стенке. Но заснуть уже не мог в силу известного фронтового закона: если тебя разбудили — доспать не дадут.
— Какое-нибудь дело, что ли? — прогудел он в стенку.
— К тебе пришел друг-приятель, а ты его так встречаешь! — продолжал Густов в прежнем духе.
— А не мог он прийти попозже… или пойти подальше?
Все же Полонский посмотрел на часы, по привычке оставляемые на руке и ночью. Что-то заставило его сесть на постели и начать одеваться. Он молча намотал на правую ногу чистую и тонкую, из хозяйской полотняной простыни, портянку, всунул ногу в хромовый сапог с чуть отвернутым голенищем… и только тут наступило его окончательное пробуждение. На лице появилось осознанное и доброе выражение.
— Ну, здравствуй, Коля! — сказал он, словно бы только теперь увидел Густова.
— Здравствуй, Дима.
— Ты говоришь — утро?
— И утро, и солнце.
— И пусть они все сдохнут, верно?
— О н и уже сдохли.
— А мы живем!
— Живем!
Они оказались вдруг совершенно рядом, порывисто обнялись, как после долгой разлуки и неизвестности, и тут стало твориться с ними нечто невообразимое. Они хохотали и топтались, кружась на одном месте, похлопывая друг друга по спине и плечам, а Полонский еще и подпрыгивая, поскольку был пока что в одном сапоге и боялся попасть босой ногой под густовский яловый, сорок второго размера. Это был какой-то странный прорыв еще не разрядившейся до конца победительской радости. Смеясь и топчась, они еще что-то выкрикивали, не задумываясь над смыслом, и все им казалось остроумным, веселым, радостным…
— Что тут у вас такое? — появился в комнате и третий человек, голос которого первым двоим был хорошо знаком. Это вошел комбат Теленков. — Такой шум подняли!