Наконец он прикатил к моим ногам чемодан и водрузил сверху увесистую сумку. Всё нажитое мной за три проведённых в Тьярне месяца. Довольно много для столь короткого срока. Но в то же время так мало, чтобы описать жизнь одного человека. Значило ли моё существование хоть что-нибудь для этого мира? Если здесь странники — люди без прошлого и будущего, задерживающиеся на этих землях лишь на какую-то пару лет, то в чём состоит их настоящая ценность?
Я мотнула головой, отгоняя мысли, и посмотрела на Юлиана.
— Ну, тут и распрощаемся.
— Может, проводить тебя хотя бы до дверей?
— Зачем? Это ведь ничего не изменит.
— Хотел помочь с вещами. Забыл, что тебе моя помощь не нужна.
Пристыдив меня, Юлиан, похоже, и сам пожалел о сказанном. Подмывало схватить чемодан, развернуться и уйти, не говоря больше ни слова, но я держалась. Не время было устраивать сцену.
— Хотя бы позвони, как обустроишься. То есть ты не обязана, конечно, но мне так будет спокойнее.
Я кивнула, отвела глаза. Повисла пауза. Никто из нас не решался попрощаться первым. И я, всё же не совладав с собой, просто сбежала: несмело взяла свои вещи и шагнула за ворота.
Ремень сумки больно давил на плечо, но я старалась не подавать виду. Должно быть, со стороны смешно было наблюдать, как я неуклюже плелась к дверям общежития, волоча за собой чемодан. Юлиан же, наверняка, смотрел с жалостью.
— Прости меня.
Остановившись, я обернулась — он потупился, шаркнул ногой. Словно нашкодивший ребёнок.
— Не извиняйся. В ссорах всегда виноваты двое.
— Знаю, но… если быть честным, я слишком многое скрывал от тебя.
По спине пробежала дрожь. Сжав кулаки, только бы не поддаться эмоциям, я тихо ответила:
— Я догадывалась.
Юлиан прикрыл глаза рукой. Не думала, что когда-нибудь увижу его исполненным такого сожаления.
— Можешь не рассказывать. Сейчас я всё равно не готова слушать.
— Боюсь, даже выслушав все причины до последней, ты всё равно никогда не простишь меня.
— Если так уверен, зачем просишь прощения?
— Потому что иначе себя я тоже никогда не прощу.
Каким бы раскаявшимся Юлиан ни выглядел, я не могла отделаться от мысли, что он пытается мной манипулировать. Мне хотелось подойти к нему, тронуть за плечо, улыбнуться сочувственно. Было противно от собственной слабости.
— Не хочешь отвечать сейчас — не отвечай, — сказал Юлиан. — Я буду ждать столько, сколько потребуется.
— А если я никогда не отвечу?
Он развёл руками.
— Значит так тому и быть. Я лишь надеюсь, что мы не расстаёмся навсегда.
Это «навсегда» ещё долго терзало меня. Сколько времени мы проведём порознь? Увидимся ли мы снова, и что будет с нами тогда? Расскажет ли Юлиан правду, и смогу ли я простить его?