Вилма, сидящая на ящике с медикаментами, прошептала:
– Господи. Люди в казематах. Все эти люди…
Она закрыла ладонями лицо.
Спасенный мужчина (не говори «гоп») кашлял. Затор из лунатиков ощетинился ножами и косами.
– Держитесь! – крикнула Камила. И утопила педаль газа.
4.7
Бабушка Догма явилась прямиком из преисподней. Из лабиринта плит, который так пугал маленького Корнея.
Тучные телеса двигались по проходу к Оксане. Слоновья нога упиралась в пол, за ней неловко перемещалось туловище.
Корней засвистел.
Бабушка повернула косматую голову. Шапку она где-то потеряла. Палец надавил на кнопку, поршень запустил сверло.
Корней нырнул за колонну. Волосы шевелились на затылке; он слышал нарастающий шум дрели. Вращающееся жало будто накручивало его кишки.
Хлоп! Грязная пятерня ударила по колонне.
Корней рванул из укрытия мимо полок и потрескивающих неоновых трубок.
Бомжиха топала следом, тыча перед собой дрелью. Свободная лапа шарила в пустоте. Подбородок задрался вверх, она тянула носом воздух. Волны смрада докатились до беглеца. Моча и прокисшее пиво. Огромный живот старухи забулькал.
Корней прижался к стене.
Бабушка Догма шла вразвалку. Потухшие глаза и распахнутый рот делали ее лицо бессмысленным и сумасшедшим. Над губами, над темным провалом рта чернели усики. Кожу покрывали синяки.
«Ты была для меня символом Праги», – подумал Корней. Его сердце разрывалось от страха и жалости.
– Мое! – утробно рявкнула женщина. Сверло ткнулось в сторону добычи.
Корней бросился за прилавки с мороженой рыбой и застыл, наблюдая. Старуха прошаркала к стене, понюхала по-собачьи место, где он стоял секунды назад.
Могла ли она быть слепой?
Он не знал. Он видел ее только сидящей на лавке. Безобидная бродяжка с бутылками в пакетах.
Расширившиеся зрачки вперились в Корнея. Она учуяла. Пошла, переваливаясь. И вдруг побежала.
В детстве у Корнея была черепаха Люся. Она медленно ползала по ковру, но, бывало, стартовала, как заправский спринтер, мотаясь из угла в угол.
Однажды Люся пропала. Отчим сказал, ее украли цыгане. Отчим обожал всюду приплетать цыган и стращать ими пасынка.
Бабушка Догма впечаталась в прилавок. Дрелью она водила над преградой, но добыча была слишком далеко.
Адреналин бушевал в крови Корнея.
Он ринулся через торговый зал. Схватил первую попавшуюся картонную упаковку и метнул в сомнамбулу. Снаряд срикошетил от прущей напролом туши. Корней сгреб с полки бутылку минеральной воды. Он отметил, что руки его не дрожат. Нет, ему было страшно, очень. Но все же в котельной за интернатом он боялся сильнее.