В то, что Эжения была настолько глупа и ревнива, что «заказала» счастливую соперницу из мести — Зина не верила. Теперь не верила. Когда читала роман — верила вполне, а теперь, узнав больше о самой Эжении и о её жизни — засомневалась. Эжения проявила себя как особа весьма рациональная — самой Зине до неё далеко. То, как скрупулёзно её предшественница вела дела, вызывало у Зины восхищение пополам с завистью. Самой ей ни за что было бы не организовать так работу, если бы не записи Эжении. Зине просто оставалось дальше вести журналы по заданному образцу, что существенно облегчило ей жизнь. Расходы, доходы, причем каждая графа расходов и доходов расписывалась отдельно — и всё аккуратным почерком заполнено без единой ошибки или помарки. Сама Зина уже успела начеркать в журналах. И чтобы вот такая девушка поддалась эмоциям и убила — без всякого на того смысла — другую девушку, которая на тот момент уже стала женой герцога Ланттарского? Ладно бы, спешила устранить соперницу, но ведь ясно же, что битва проиграна, чего бы это убийство решило? Вряд ли герцог, опечаленный смертью молодой супруги, тут же решился бы на повторной брак, да еще с бывшей любовницей. Бред же! И Эжения не могла этого не понимать.
Да и потом, автор в эпилоге ясно обозначил, что никаких покушений больше не было — ведь злодейка-то в монастыре. Но, если Эжению подставили, и злодейка — не она? Почему тогда никто не пытался убить герцогиню повторно? Герцог, конечно, после того случая окружил её охраной — и возражений слушать не стал, но наверняка возможность можно было найти. Поэтому Зина всё больше склонялась к мысли, что целью была сама Эжения. И всё это было затеяно лишь для того, чтобы убрать её. Но почему? Кому она помешала? Увы, на этот вопрос она не знала ответа.
Так что теперь Зина боялась. Боялась, что, поскольку, она не включилась в борьбу за герцога Ланттарского, то её могут устранить каким-то иным способом — например, убив. А потому встречаться с незнакомыми людьми предпочитала в присутствии кого-нибудь ещё. Паранойя? Возможно. Но всегда лучше перебдеть, чем недобдеть — тем более, в вопросах жизни и смерти.
Когда Зина спустилась и прошла в гостиную, навстречу ей поднялась молодая женщина, примерно её ровесница — именно её, Зины, а не Эжении. То есть, посетительнице было на вид года двадцать два — двадцать три, но при этом она выглядела именно молодой женщиной, а не юной девушкой — такой уверенный и взрослый был у неё взгляд. Окинув Зину цепким взглядом, девушка шагнула к ней и протянула руку для рукопожатия, представившись: