Братуха не терпел насилия над женщинами. Просто трясло его даже при упоминании. Проклятое папашино наследие, блядь, чтоб ему в аду было горячо!
Пол успокоился только, когда опять позвонила Китти и согласилась привезти побитую бабу сюда, к нему. Да уж, заботится брат о своем персонале, молодец.
Вот и щас прыгает вокруг нее, усаживает…
А шерифчик, между прочим, умотал куда-то… А нет, возвращается, че-то грустный.
Да лаааадно… Да быть не может…. Не, все-таки есть кто-то там, наверху, кто иногда смотрит в сторону его, Джо, без обычного похуистического выражения! Уходят, они уходят! Значит, щас мучения кончатся.
И куда они поедут, интересно?
И вот тут – то Джо понял, что мучения нихрена не кончатся. Потому что он не сможет жить, пока не узнает, куда отправилась его Китти и этот гаденыш.
* * *
Пол сам не понял, как и когда это началось. Он вообще, последнее время мало чего понимал в своей внезапно дико усложнившейся жизни.
Сначала он охреневал от себя, когда понял, что не может оторвать глаз от самой шикарной, самой невьебенно сексуальной женщины, которую когда-либо встречал в своей жизни. Чем дольше он смотрел на нее, тем больше сходил с ума.
И еще больше удивлялся, нет, не удивлялся даже, а именно что охреневал от своей реакции на нее.
С женщинами у него всегда все было крайне просто. Сказывалось папашкино воздействие (жаль, что рано сдох, паскуда!) и воспитание брата.
Товарно-денежные отношения. Товар-деньги-товар. Карл Маркс. Это было единственное, что он вынес из школьной программы. Это если припрет. А обычно и не припирало. Хватало того, что само в руки плыло. Бесплатно.
Он никогда не заморачивался отношениями, а нафига?
Не умел подкатывать к заинтересовавшим его барышням, как брат, не мог мести языком безостановочно, забалтывая телку, ожидая, пока потечет.
Ему это все нахрен не нужно было.
Проблем обычно не возникало, дополнительное воздействие не требовалось. Телки навязывались сами. Всегда. Сначала велись на молодость, безбашенность, смазливость и образ плохого парня. Потом на матерость, непроницаемый загадочный взгляд (ахха, это ему одна из его баб однажды выдала, вот умора! загадочный и непроницаемый… про него прямо, ага) и брутальность.
Ему никогда ничего делать не надо было. Только выбирать. Зачем разговоры, потеря времени? Когда можно сразу в койку?
До двадцати пяти лет он искренне не понимал страданий других мужиков по бабам.
Они всегда казались ему слабаками.
Он не такой. И брат не такой. Они – нормальные мужики, которым бабы нужны только на время.
А чтоб терпеть рядом какие-то пиздострадания… Ну уж нет, нахуй.