– Привет. Вы не знаете?..
Далмау не успел закончить вопрос. Один из кузенов Эммы ударил его кулаком по лицу. Другой ударил в живот, и Далмау согнулся пополам. Но ему не дали упасть. Застигнутый врасплох, Далмау был беззащитен под градом ударов, которые сыпались на него. Прижавшись к стене, съежившись, он только закрывал руками голову и лицо, пока братья тузили его, крича: «Козел! Похабник! Сутенер! Развратник! Подонок! Негодяй!..» Прохожие, небольшой толпой обступившие их, смотрели, но не вмешивались. Кто-то визгливо призывал жандармов. Ни одного агента рядом не оказалось, а ближайший участок располагался далековато, на улице Сепульведа.
– Остановите кто-нибудь этих варваров! – не выдержала какая-то женщина.
– Поможем ему? – предложил Дельфин сестре.
– Куда там! – отказалась Маравильяс. – Подставишься под такую плюху, из тебя и дух вон.
Только спасительное появление Росы положило конец избиению. Девушка встала между Далмау и братьями, ей даже пришлось их встряхнуть как следует, чтобы усмирить слепую ярость, обуявшую их.
– Этот сукин сын заманивает девушек, чтобы рисовать их голыми! – объявил один из братьев, обращаясь к толпе. – Он поступил так с нашей кузиной.
– А рисунки продает в бордель! – добавил второй брат.
Раздался возмущенный ропот.
– Поделом ему! – послышалось в толпе.
– Убивать таких гадов мало!
Опасаясь худшего, Роса затащила Далмау в парадное. Братья вошли следом.
– Не приближайся к этому поганцу, – велел один из них.
Роса хотела прикрыть Далмау собой, но тот, с разбитым лицом и сочащимися кровью губами, ее отстранил.
– Не знаю, о чем вы, – еле выговорил он.
Братья собрались было снова наброситься на него. Роса закричала, а Далмау стойко принял вызов. На улице на него напали неожиданно, но теперь он даст отпор. Братья говорили что-то об Эмме, рисунках обнаженной натуры, борделях! Он ничего не понимал.
– Я никогда бы не продал рисунок, изображающий вашу кузину! – возмутился он, искренне недоумевая.
Роса выступила вперед, но не успела прикрыть Далмау своим телом. Братья остановились.
– Твои рисунки ходят по рукам, люди их купили в борделе, – выпалил один.
– Ведь ты и правда рисовал ее голой, – обвинил другой.
– Да, – признал Далмау, – но это искусство. Она сама хотела позировать для меня. Рисунки нравились ей. В этом нет ничего плохого. Если только…
– Но ими торгуют в борделе.
– Не понимаю… – Далмау сглотнул, почти уверенный в том, что собирался сказать. – Нет. Они у меня в мастерской. Их никто никогда не видел. Я бы не позволил.
– Ты разрушил жизнь Эммы, – бросил ему в лицо один из братьев. – Люди считают ее обычной потаскушкой.