– Меня оправдали, и…
– Но они всех приговаривают к смерти или к пожизненному заключению, – перебил ее Далмау.
– Это в трибуналах. Гражданские суды освобождают задержанных. Похоже, что жители Барселоны не хотят еще раз пережить Трагическую неделю.
Беседа отвлекла их настолько, что Тереса замедлила шаг, пытаясь выиграть время; возможно, рассчитывала на то, что обитатели Пекина проявят инициативу и погонятся за ними в темноте. Эмма толкнула ее дулом пистолета.
– Шевелись!
– И что мы теперь будем делать? – продолжал Далмау. – В Барселону вернуться я не могу, меня арестуют. Но ты свободна. Тебе незачем и дальше чем-то жертвовать ради меня…
Эмма взяла его под руку. Тепло от ее прикосновения проникло в него глубоко, до самого сердца. Она привлекла Далмау к себе, и оба чуть-чуть отстали, чтобы Тереса не услышала, о чем идет разговор.
– Хосефа спрячет нас у ее друзей в Побленоу, Хулия уже у них, – шепнула Эмма ему на ухо. – Мы обо всем договорились. Уверена, Хосефа нас ждет на дороге.
– А после?
– После и решим.
Они продолжили путь и говорили только о самом необходимом, хотя каждый раз, когда Далмау оборачивался к Эмме, его встречала улыбка более красноречивая, чем любые слова. Глядя на эту улыбку, Далмау узнавал девушку, вместе с которой сплетал из ярких фантазий радужные мечты о будущем. Он тщился ответить тем же, выразить всю полноту счастья, его переполнявшего, но губы не слушались, выходило неловко, и при виде его усилий Эмма улыбалась еще шире.
Они подходили к Побленоу, когда какая-то тень кинулась к Эмме; та направила пистолет и уже была готова стрелять.
– Не надо! Не стреляй! – прозвучал позади знакомый голос: Хосефа.
– Погодите! – велел Далмау матери. Ему вовсе не хотелось, чтобы Тереса увидала ее и прибавила к списку тех, кому ее муж должен отомстить.
Не теряя ни секунды, толкнул жену дона Рикардо в заросли тростника, к самым рельсам. Там порвал на длинные полосы передник, который женщина так и не успела снять, и стал завязывать ей рот.
– Рикардо всех вас прикончит, – снова пригрозила она, яростно мотая головой.
– Сегодня его самого чуть не прикончили, – заметил Далмау, пристраивая кляп. – Не надо нас недооценивать: может статься, что первыми погибнете вы.
Наконец Далмау достиг своей цели и заткнул Тересе рот лоскутом ткани, который затем завязал на затылке; усадил ее на землю и спутал ноги двумя другими лоскутами. Подергал, чтобы убедиться, крепки ли путы, оглядел ее, сидящую с кляпом во рту и связанную по рукам и ногам. Потом попросту пнул в плечо, она завалилась набок и медленно покатилась по склону, в заросли тростника.