Вторая Пуническая война (Елисеев) - страница 295

Буквально несколько слов о Публии Корнелии. Бытует мнение, что полководцу во время штурма помогал некий добрый гений, подсказывающий, что и как делать. «Оказывается, у Публия был свой постоянный божественный дух. По-гречески его называли δαιμονιον. Перед всеми важными событиями даймон давал Сципиону предсказания, причем Публий решался на опасные предприятия не ранее, чем услышит его голос. Не ему ли он обязан той необычайной уверенностью в успехе, которой так поражались современники? Далее, явление даймона было вселением бога: у Сципиона менялись лицо, голос, осанка»[72]. Вывод из этого следует простой: «Сципион был человеком, соприкасающимся с мирами иными»[73].

Это уже смешно. Во-первых, Сципион сам распространял о себе подобные слухи, о чем есть информация у Тита Ливия и Полибия. При этом греческий историк старается объяснить читателю, почему римский полководец вел такие речи и что в действительности стояло за всеми его победами: «Публий внушал своим войскам такое убеждение, будто все планы его складываются при участии божественного вдохновения; через то самое подчиненные его шли на опасное дело смелее и с большей охотой. Но что в каждом случае Публий заранее рассчитывал и соображал ход дела, что все предприятия его кончались так, как он и ожидал, это покажет дальнейшее изложение» (Polyb. X, 2). Недаром Полибий постоянно подчеркивает невероятную работоспособность Сципиона и его творческий подход к решению любой проблемы: «я разумею его изобретательность и настойчивость в труде» (X, 5). Римский командующий был настоящим тружеником, ничего не пускающим на самотек.

О тех, кто склонен объяснять победу Сципиона в Новом Карфагене неким чудесным промыслом, греческий историк высказался предельно жестко: «Те люди, которые по природной ли ограниченности, или по невежеству, или, наконец, по легкомыслию не в состоянии постигнуть в каком-либо событии всех случайностей, причин и отношений, почитают богов и судьбу виновниками того, что достигнуто проницательностью, расчетом и предусмотрительностью» (X, 5). Действительно, когда не можешь внятно объяснить какое-либо явление, то лучше всего обратиться к чудесам, мистике и потусторонним силам. И спросу никакого, и читателю интересно.

Вся эта мистическая ахинея пытается подвести под единый знаменатель рассказы Тита Ливия и Полибия, которые существенно расходятся в деталях, и объяснить, почему Магон проигнорировал отлив в лагуне. Как же так – Сципион о нем знал, а командир гарнизона не имел никакого понятия? Но, как следует из текста Ливия и Полибия, дело вовсе не в отливе, а в том, что на стене не оказалось карфагенских воинов. Даже если Нептун что-то и нашептал Сципиону во сне про отлив, то никто из богов римского пантеона не мог знать, что Магон совершит глупость и оставит стену со стороны моря без охраны. Вот этого Публий Корнелий точно предвидеть не мог. Если воспринимать информацию Полибия и Тита Ливия буквально, то получается, что в случае присутствия пунийцев на крепостной стене план Сципиона по прорыву в город со стороны лагуны был изначально обречен на неудачу. Здесь без вариантов. Аппиан же свидетельствует, что римляне вполне могли обойтись и без отлива, перейдя пресловутую лагуну вброд: «