Когда часть памяти утеряна, ты вынужден жить сейчас и здесь, создавать новые воспоминания, новые связи. И в этом находить прелесть и желание жить. Чувства говорили Айен, что эти двое — её новая команда. Но мысль об этом содержала в себе и отчаянье. Потому что всё ещё больно за ту, прежнюю. Словно она ещё есть, и нужно всего лишь всех отыскать.
— Сгодится, — сообщил Дан, остановившись, — Здесь переночуем.
Несколько деревьев скученно выросли посреди поля, создавая уютную имитацию двора. Быстро установили палатку. Айен обняла Амелиса. Выглядел он ужасно. Поэтому был уложен спать. Лекарь протянул вокруг их места стоянки верёвку, пропитал её сваренным наскоро эликсиром.
— Никто не подойдёт, чтоб я не узнал.
Так что спать сегодня будут все. Правда недолго.
*****
Ночь здесь будет длиться почти вечно. Плоские крыши домов светились, приглаженные луной. Аиша очнулась.
«Здесь никогда не наступит день. Потому что после войны ничего не может прорасти в сердцах людей, кроме пыли от разрушенных домов, в которых лежат их мёртвые любимые дети…»
Из глубины поднимался гнев и отчаянье.
«Не вернуть уже никого. Они изуродовали моё детство, и моих дорогих людей не вернуть никогда»
«Аменокаль, где же ты, когда я зову тебя так громко? У меня уже нет языка, нет боли, остался лишь гнев».
В разрушенном проёме стоял мальчик. На руках он держал крохотную девочку в грязно-розовом платьице.
Смятенным вихрем пронеслись в голове чужие воспоминания, и Айен поняла, что она не Аиша.
Телу было тяжело. Она ребёнок. Здесь была война. Дом разрушен. Дети были в пыли, ранены.
Надо помочь, перевязать! Но мальчик отодвинулся, прижав палец к губам.
— Она спит.
У одной целой стены дома лежала кучка вещей. Туда, как в гнездышко, мальчик уместил малышку и приблизился к Айен.
— Я покажу тебе дом.
Тишина стояла необыкновенная. Не было даже лая собак. Ни сверчков. Ни единого ночного звука.
Дети прошли на кухню. Там были высокие потолки. Кастрюли и другая посуда чернели на животе плиты мёртвым грузом, в них уже давно не готовили еду.
Стены покрывали чёрные лианы.
Мальчик повернулся к Ай и посмотрел ей прямо в глаза.
— Это мёртвые лианы. Из-за войны здесь ничего не может вырасти. В душах людей ненависть. Я так хочу поселить в них жизнь. Чтобы дом перестал быть мёртвым. Чтобы залечились раны тех, кто потерял своих детей.
Чёрные жемчужины глаз светились в темноте, свет луны еле-еле окрашивал в полутона его всклоченные волосы.
— Я помогу тебе. Что нужно делать?
«Как больно. Как больно. Как больно. Я не смогу это вынести. Эти дети … это погибшие дети. Они так хотят возродить жизнь. Они заложники, призраки войны. Господи, как мне вынести столько боли, которая льётся в меня через этих детей?»