В отсеке начиналась шутливая перепалка, традиционное утреннее развлечение. Когда очередной счастливчик скрывался за дверью гальюна, в надежде побыть одному хотя бы на время отправления естественных надобностей, очередь тут же начинала волноваться. По истечении одной минуты ближайший к двери и соответственно первый в очереди начинал:
– Ну харе уже его дергать, дай и другим оправиться!
Сдержанные смешки.
Широков не спеша извлек из-под матраца тонкую, давно пожелтевшую тряпицу и, перебросив ее через плечо, встал в очередь. Перед ним маячила широкая спина механика, в затертом и лоснящемся кителе, с огромными заплатами на локтях. Вся одежда выглядела чистой, но все же давно выцветшей и заношенной до последней степени.
Механик поворачивается и кивает Широкову. Тот отвечает таким же сдержанным кивком. Механик бросает быстрый взгляд на плечо Широкова и суженые поутру веки его мгновенно распахиваются от ужаса.
– Боря, опять?! – шипит он негромко, впиваясь в него взглядом.
– Что?
– Полотенце, – сквозь зубы, чтобы не услышали стоящие в очереди соседи, быстро бросает механик.
– Черт… – досадует Широков и, осторожно оглянувшись назад, быстро перебрасывает полотенце с левого плеча на правое. Сзади пока никого не было и, похоже, этот маневр остался незамеченным для посторонних.
– Ты, Борька, таки доиграешься, – все еще дергаясь говорит стоящий вполоборота механик, разглядывая извивающуюся человеческую змею впереди. – Уж и краб на твоей пилотке запомнил бы. Кстати, где она? А ты каждое утро как будто с другой планеты возвращаешься…
– Не ворчи, Саша, – примирительно говорит Широков, шлепая себя по карманам в поисках пилотки. И тут же добавляет негромко: – Спасибо.
– Спасибо… – бормочет механик и, уже не в силах остановиться, продолжает нравоучения. – Вот стукану старпому, что ты левак, будешь три недели охотникам портки стирать. Или еще чего похуже…
– Чего уже хуже…
– Чего – чего… – продолжает механик. – Вот ходят слухи, что капитану Юрка-то, поднадоел уже…
– Не удивительно, – реагирует, улыбаясь, Широков.
– А ты не ухмыляйся, – снова раздражается механик. – На кой нам спрашивается, радист, если радио больше нет?
– А на кой нам механик, если мы больше никуда не идем? Если мы здесь как старый тапок в промерзшей луже?! Если мы…
– Да тише ты, – шикает механик, затравленно оглядываясь по сторонам и кивает куда-то за плечо Широкова. Тот, повернувшись, видит, что за ним уже встали несколько человек. Впрочем, к их разговору они не прислушиваются, тихонько переговариваясь о чем-то своем.
– Ты, Боря, – уже спокойнее говорит механик, – метлу-то, привяжи. Сам знаешь – Юрку, ты, может, и не заменишь, но последнего медведя мы, когда ели?