– Ты еще нихрена не поняла? – шипит отец, наклоняясь ко мне и почти брызжа слюной в лицо. – Мы подписали договор. Теперь мы повязаны. Если я расскажу об этом хоть кому-то – меня тоже сдадут, и это лишь меньшее, что они могут...
– Ясно! – нетерпеливо перебиваю я. Мне понятна суть «важного разговора» – говорить больше не о чем. Я просто хочу уйти и подумать обо всем этом в одиночестве. – Ну а я-то тут при чем?!
– Максиму Витальевичу была нужна какая-нибудь гарантия... Что-то, кроме подписанной бумажки, чтобы он мог доверять мне. У них есть круговая порука, и клятвы на крови, и слово чести...
– Слово чести? – фыркаю я. – У бандитов?
– Вот именно. Тебе не понять. И мне тоже, – хмыкает папаша. – Он так и сказал. Именно поэтому ему мало моего честного слова. Ему нужна физическая, осязаемая гарантия того, что мы теперь партнеры. Я предложил ему деньги, предложил ключ от одной из своих банковских ячеек...
– А он что? – хоть я и не собираюсь сдаваться на милость отцовским сделкам и договоренностям, по спине от ужаса пробегают мурашки.
– А он сказал, что ты – отличный вариант. Единственная и любимая дочка.
– Ха. Ха. Ха, – говорю я по слогам, подчеркивая ироничность сказанного им. – Тебе лишь следовало признаться, что тебе плевать на меня...
– Максим Витальевич хочет, чтобы ты вышла замуж за его сына, – продолжает отец, игнорируя мою насмешку. – Чтобы можно было контролировать меня – через тебя.
– Ага. Уже бегу.
– Они могут сделать что угодно.
– Твои проблемы, – я наигранно-равнодушно пожимаю плечами. В конце концов, даже самые стремные отцовские проблемы – это же не повод выходить замуж за незнакомого мужика?
– Марина! – говорит он строго, но он, кажется, забыл: мне уже не десять лет, и помыкать мной, как в детстве, не получится. Довольно с него и благотворительных вечеров, где я играю роль его любимой и любящей дочери. – Марина! – повторяет он еще строже, но я уже не слушаю. Сгребаю в охапку свою сумочку от Шанель и быстрым шагом направляюсь к дверям. У меня в планах – завтра же улететь обратно в Канны.
– До свидания, папочка.
Но с Каннами выходит заминка.
На следующий день меня похищают.
Я не сразу решаюсь открыть глаза: страшно. Хотя гулкие удары сердца и неровное дыхание наверняка выдают то, что я уже пришла в сознание. Чувства возвращаются медленно. Кажется, я лежу на полу. Застыла в неудобной позе. Откуда-то сильно дует. Пахнет сыростью и пылью. Есть ли кто-нибудь рядом? Наблюдают ли за мной?
Шея затекла, в одном месте покалывает особенно сильно – видимо, именно туда всадили шприц со снотворным. Я собиралась в аэропорт, заказала такси, затем вышла из отеля... потом – вонзающаяся сзади игла, чьи-то руки, подхватывающие обмякшее тело, все вокруг как на негативе, слабость и пустота.