— Пропустить! — крикнул Витовт, и толпа царедворцев расступилась, давая проход незнакомцу.
Подойдя на несколько шагов к великому князю, проситель ударил челом и так и остался на коленях. Он был громадного роста, косая сажень в плечах, а лицо его было украшено густою рыжей бородой, закрывавшей полгруди.
— Кто ты и что тебе надо? — спросил у него Витовт, смутно припоминая, что он вчера во время боя видел этого витязя в самой жаркой свалке.
— Я рыцарь из Трочнова, чешской коронной земли, по прозванью Ян Жижка, гость в королевском войске. Бью челом на слугу твоего Седлецкого Яна за поклёп, бесчестие и чести поруху и зову его на «поле» мечом, секирой, копьём и всяким оружием рыцарским.
Подобные вызовы на суд Божий и в те времена бывали не часты, и такой поединок допускался только с разрешения государя.
— В чём же ты обвиняешь моего слугу и двухсотенного Седлецкого?
— Говорил он, государь, при послухах (свидетелях), что будто я со всеми товарищами вчера, ещё до начала боя к немцам переметнулся и, не принятый ими, вернулся вспять, и то бесчестие мне и всем моим товарищам могу только смыть кровью лжеца и хулителя.
Дело было весьма серьёзно. Подобное обвинение в измене на другой день после боя было самым тяжким оскорблением, которое мог нанести один витязь другому. Оно могло быть смыто только кровью или позорным наказанием солгавшего перед всем войском.
— Позвать сюда Седлецкого, — приказал Витовт.
Поддерживая в своём войске воинский дух и честь рыцарства, великий князь строго следил за подобными изветами и всегда лично разбирал дела чести. Через несколько минут Седлецкий был найден и приведён великокняжеской стражей. Он не знал, зачем зовут его к государю и вспыхнул, увидав перед ним Жижку.
Смутная история вчерашней попойки мигом пришла ему на память. Он чувствовал, что погиб, но решился лгать теперь до последнего, надеясь хотя бы нахальством спасти свою голову. Он знал, что великий князь не любил шутить в подобных делах и что малейший неверный ответ, малейшее колебание могут стоить ему жизни или свободы.
— На тебя бьёт челом рыцарь чешской короны Ян Жижка из Трочнова, — начал Витовт, пристально вглядываясь в лицо Седлецкого, — что ты облыжными речами укорил его честь и при послухах называл его изменником и предателем. Что скажешь ты на это?
— Не отопрусь, великий государь, от слов моих, — с напускным жаром воскликнул Седлецкий, — хоть говорил эти речи не в полном разуме, а выпил после боя три чары мёду хмельного, а всё не отопрусь от своих слов. Истинно так: обозвал я этого гостя-рыцаря изменником и говорил я, что он ездил до боя к магистру крыжацкому и меч свой продавал, и своих товарищей, да крыжаки ему не поверили, и с великим бесчестием из своего стана изгнали. Так говорил и от слов моих не отпираюсь.