Спустя некоторое время поступила очередная радиограмма. В ней сообщалось, что и в районе Афанасово подготовлены аналогичные оборонительные рубежи, которые спешно занимаются вражескими войсками. Таким образом, наши предположения полностью подтвердились. Я доложил командованию армии о том, каких действий противника можно ожидать в ближайшем будущем.
И точно, уже 20 марта, когда войска Западного и Калининского фронтов подошли к этому рубежу, они встретили упорное сопротивление основных сил вражеской группировки на духовщинском направлении.
За время преследования части и соединения только нашей армии освободили около 1500 населенных пунктов и продвинулись до 130 километров. Приятно было сознавать, что и разведчики внесли свой вклад в общее дело. Около 160 из них были награждены орденами и медалями, в том числе много молодых разведчиков. А самое главное заключалось в том, что кончилось противостояние. Всем сердцем чувствовали мы, что теперь наш путь будет лежать на запад. Только на запад!
Весна 1943 года запомнилась мне особенно хорошо. И думаю, потому, что это была первая для меня по-настоящему фронтовая весна. Появились ручейки, и сразу стало казаться, что поют они удивительно радостно и бойко. Выглянет, бывало, из-за облаков солнце, и чудится, что как-то по-особенному ласково греют его лучи. И травинки, зазеленевшие на освобожденной земле, совершенно необычно тянутся к свету, к теплу.
Когда находишься рядом со смертью, сильнее любишь и ценишь жизнь во всех ее проявлениях. Но у нас времени для лирических раздумий не оставалось. Выезды в части и соединения, подготовка и проведение новых рейдов во вражеский тыл, непрерывное наблюдение за передним краем, захват «языков», обработка поступающей информации, ее анализ — все это оставалось с нами. Словом, весна весной, а война войной.
В эти дни мне, как и другим сотрудникам разведотдела штаба армии, часто приходилось выезжать в подразделения. Поездки эти вызывались не только текущей работой. Нам хотелось возможно глубже изучить людей, почувствовать сердцем их настроения. И всякий раз мы убеждались: разведчики полны отваги, готовы к выполнению любых, самых сложных заданий. Касалось это, кстати, и тех, у кого не было, на первый взгляд, каких-либо оснований для радости, душевного покоя.
В одной из наших рот разговорился я как-то с немолодым уже разведчиком. И подсел я к нему не случайно: уж больно сумрачным, хмурым показался мне этот боец. Выяснилось, что вся семья у него осталась на оккупированной территории.