Как гулкие шаги по мостовой стучали годы,
Запущенное колесо лишило в миг свободы.
Река вздувалась, на паром швыряла волны,
Глядя тревожно за весло держал паромщик,
Он Души молча посчитал, монеты взял устало,
Вскричал: — «Где, чёрт возьми, тебя таскало?
Я вечность жду и что твориться в этом мире,
Бушуют ураганы, что мне не усмирить их,
Решил за раз собрать все Души в этом свете?
Зачем устроил на земле ты катастрофы эти?»
Паромщик заглянул под капюшон тревожно:
— «Ты на себя, мой друг, сегодня не похожий.»
— «Вот здесь, — Рука на грудь, — Там что-то бьётся,
Мир изменился, вижу яркий свет и солнце,
И музыка звучит, орган церковный слышу,
И пенье птиц, и запах трав степных и небо вижу.
Там на горе, — Махнул рукой, — Там дом стоит,
И девушка. Её движения воздушны и легки,
Таинственно и чувственно ступает мягко,
Танцует нежно, подпевая себе песней жаркой.
В глазах её бездонных — небо, океаны, море,
Пленительно-таинственная даль простора,
В руках цветы. Увидела меня, не испугалась,
И протянув цветок, приветливо мне улыбалась.
Я сделал шаг, из мрака вышел к ней навстречу,
А тут, — Рука на грудь, — Горит и жжет как свечи,
Увидел мир вдруг в ярком многогранном свете,
Паромщик что это, ты можешь мне ответить?»
Смех громовой взлетел над водами Забвенья,
Трясло паром и берега реки землетрясеньем:
— «Такого не было ещё как мир наш сотворился,
Смотрите Души. Посмотрите, Смерть влюбился!
Но этот дар вручил Господь лишь смертным,
В тебе, бессмертном, как могло забиться сердце?
Чудны дела твои, но если было хорошо, то мне ответь,
Зачем устроил на земле ты ураганов круговерть?»
Взгляд — молнии удар, зубами скрежет злобно,
Взглянул вдруг на ладони рук он недовольно,
За спину спрятал, улыбнулся криво: — «Было.
Поверив ветру травы шелестели, говорили.
И мне поверила она. Смущенно рассказала,
Во мраке проходящим не раз меня встречала,
Во снах своих. И верила, есть Я на этом свете,
При свете дня, живой, хотела меня встретить.
И я увидел, как очнулся дремавший в веках лес,
И краски брызнули на разомлевший лист небес,
Пьянящий воздух целовался с травами с лугов,
Стелился понизу туман, уснул на крыльях снов.
И тишина. Мы слушали лесное птичье пенье,
Почувствовал внутри себя я странное волненье.
Кругом цвели цветы, мы ими любовались,
Сорвал я для неё. Они в руках завяли, сжались.
Поникли усеянные чернотой истлевших кружев,
Впервые за своё безвременье я так неосторожен,
Она из рук моих цветы взяла, к себе прижала,
И улыбаясь, своей рукою нечаянно мне руку сжала.
Покрылась тленом в миг она и почернела трупом,
Не испугалась, сделав шаг, сказала — «Не волнуйся,