Но счастья миг, так светел и прекрасен,
Что людям, виден он, издалека.
А человек завистливый, опасен,
Как языки костра для мотылька.
Не знали рыцарь и его принцесса,
Что в этот светлый и волшебный миг,
С опушки заколдованного леса,
Седая ведьма проклинала их.
Она, людское презирая счастье,
Им насылала порчу, и беду,
В погожий день сулившая ненастье,
Им воду отравляла и еду.
Отшельница, хозяйка гиблой топи,
Вокруг болото, да зелёный мох,
Одной лишь поклонялась лютой злобе,
Ее спасти, никто уже не мог.
А пуще всех старуха не любила,
Принцессу, ей мешавшую во всём,
Ведь та, проклятья лаской отводила
Болезнь — улыбкой, засуху — дождем.
— Не допущу их первого свиданья!
Не будет счастья у моих границ!
Старуха прошипела заклинанье,
Призвав из леса, стаю черных птиц.
И воронье, несметной черной тучей,
Как ураган обрушились с небес,
И, подчиняясь темной силе жгучей,
Принцессу к ведьме потащили в лес.
Железный рыцарь, латами сверкая,
Оружие из ножен обнажил,
И реку вброд по грудь, пересекая,
Спешил на помощь, что хватало сил.
Но не успел, и берега достигнув,
Он на колени рухнул у воды,
В печали горькой, головой поникнув,
Рукою гладил, теплые следы.
А вороны укравшие невесту,
Умчались в край, где солнце не встает,
И в дикой чаще, вымершего леса,
Под ноги ведьме, бросили ее.
И девочку пленившая старуха,
Ее страданьем услаждая слух,
Проклятия, шептала ей на ухо,
Чтоб огонек души ее потух.
Но верила принцесса во спасенье,
И рыцаря любимого ждала!
И даже тени не было сомненья,
Что он придет, не побоится зла.
И рыцарь шел, скрипели его латы,
Туда, где свет — во власти темноты!
Туда, где грома мечутся раскаты,
И чахнет мир, без светлой доброты.
На голос сердца, устали не зная,
Решительно шагая напролом,
Шептал во тьму, — Спасу тебя родная.
Мечом, врубаясь в цепкий бурелом.
А мертвый лес под чарами старухи,
Проснулся и зловеще заскрипел,
Цепляясь в ноги оплетая руки,
Он уничтожить рыцаря хотел.
А голос милой слышался все тише,
А значит, время нет передохнуть,
Она жива, пока любовью дышит,
И он сражался, продолжая путь.
Лишь иногда, когда сгущались тени,
А голос милой слышен был едва,
Он приклонял уставшие колени,
Шептав молитвы праведной слова.
И становилось чуточку светлее,
И голос милой делался сильней,
Но насмехалась ведьма только злее,
Над беззащитной жертвою своей.
Иглой терновой протыкала кожу,
Бессонницей моря и тошнотой,
Твердила ей, — «его я уничтожу!"
И мир твой станет, тёмный и пустой.
Но не сломили девочку страданья,
Шептали ее губы вновь и вновь,
Дано влюбленным это испытанье,
Чтоб укрепить их вечную любовь!
И в это верил рыцарь на болоте,