Благородной девице положено было бы сказать: "ах, папенька, да что вы такое говорите!", но дочь генерала была привычна к грубостям.
Мы разошлись по своим комнатам. На следующее утро, даже не попив чаю, я уехал на могилу отца. Вернувшись, обнаружил, что дом полон гостями. Точно же — я почти забыл, что у Марии Кирилловны День ангела. Стало быть, смерть старого друга — это не повод для отмены празднества. Что ж, Бог ему судья.
Барыни сидели чинным полукругом, одетые по запоздалой моде, в некогда дорогих, а теперь потертых и выцветших нарядах, все в жемчугах и бриллиантах, мужчины — по большей части, такие же старые и замшелые, как генерал, в дурно пошитых мундирах едва ли не прошлого столетия, толпились около икры и водки. В зале накрывали стол не меньше чем на сто приборов. Слуги суетились, расставляя бутылки и графины и прилаживая скатерти.
Мое появление в парадном мундире гвардейца, с траурной повязкой на рукаве, произвело настоящий фурор. Подарком послужил букет полевых цветов, но кто упрекнет в жадности человека, похоронившего отца? Равно как и то, что я не остался на чествование Марии Кирилловны, а сразу же ушел в отведенные для меня комнаты.
Кажется, Мария Кирилловна стремилась видеть меня как можно чаще, я же, избегал встреч, ограничиваясь лишь завтраками-обедами-ужинами, а в остальное время уходил на могилу отца, либо отправлялся гулять. А дальше, как я и предполагал, девица сама нашла повод для встречи со мной. Ей было интересно поговорить со мной о дуэли, о той актрисе, из-за которой я чуть не убил прапорщика, и много о чем. Я был совершенно откровенен — рассказывал об интрижках, о том, что я проиграл в карты огромную сумму денег и теперь должен ехать на Кавказ под пули горцев.
Мое откровение она приняла за знак величайшего доверия. А почему мне не быть откровенным? Никаких тайн я не выдал, потому что Кирилл Петрович говорил с дочерью и о долгах своего соседа, и о причине этих долгов.
Невинные девушки любят испорченных мужчин. Особенно, если им кажется, что они способны исправить и повернуть нас на путь истинный. К этому примешивалась еще жалость, ведь дурочки любят несчастных и гонимых.
Очень скоро у нас возникла общая тайна. По странному стечению обстоятельств, в одну из ночей мое родовое гнездо сгорело дотла. Мария Кирилловна видела, как я возвращался ночью. Я не стал ничего скрывать. Напротив, сообщил ей, что именно я виновник поджога, потому что не хочу оставлять дом, где я родился, где умерли мои предки, чужим людям и что не верю в возможность выкупа усадьбы. Теперь же моя судьба целиком зависит от нее. (По правде-то говоря, мне не так уж и важен был этот дом, да и к тем из приказных, кто сгорел, у меня не было никаких антипатий, но мне нужна была тайна…)