— Анюта, держи.
Наверное, он протянул ей букет, потому что Аня внезапно ойкнула, а затем послышался стук, как будто камушки посыпались на пол.
— Букет? — вопросительно посмотрел Серый.
Я кивнул. Кроме букета, там сыпаться нечему.
— Перестарался, — недовольно признал я. — Зря. Палевно. Еще догадается сейчас, что мы где-то рядом. Засечь не засечет, но станет осторожничать в разговоре.
И вообще, маг должен иметь холодную голову, а не холодный букет.
— Опять вектор перепутал, — неожиданно сказал Глазьев. — Прости, Анюта, с меня другие цветы. Эти теперь только в виски добавлять в качестве льда. Но я так торопился к тебе, что неудивительно, если перепутал еще что-то.
— Ну вот, а ты переживал, — усмехнулся Серый. — Он даже причину уже нашел.
После звука захлопнувшейся двери и короткого поцелуя, раздался Анин голос:
— Тогда я тебя прощаю. Но букет все равно не забудь. Нет-нет-нет, сначала поговорим.
— Может, поговорим потом? — вкрадчиво спросил Глазьев.
Он шуршал снимаемой одеждой и пакетами.
— Потом я могу что-то важное забыть, — проворковала Аня. — Ты же знаешь, Рома, я от тебя улетаю. Голова становится совсем пустой и дурной-дурной. Поэтому сначала дело. Чай и дело. А потом вино и все остальное.
— Да переходите вы уже к делу, — буркнул Серый.
— Ты сказала, что разговор нетелефонный, — совсем другим тоном выдал Глазьев. — Почему нетелефонный?
— Потому что не могу избавиться от чувства, что меня подслушивают, — проворчала Аня.
— Елисеевы?
— Да нет, этот лопух даже не подозревает о такой возможности. — Серый посмотрел на меня, я стоически выдержал его взгляд, делая вид, что полностью поглощен тем, чтобы править подслушивающее заклинание под меняющую локацию парочку. — Я больше на Мальцевых грешу. Этот старых хрыч свою выгоду везде найдет.
— Он официально отказался от претензий к тебе, Анют, — напомнил Глазьев. — И неофициально — тоже, иначе на тебя бы хоть раз, но попытались напасть. Чем-то зацепил его Елисеев.
Интересное дело, Аня не стала рассказывать любовнику, что ее хотели убить. Это под клановую клятву не попадает, так почему? Боится, что Глазьев не станет принимать на себя ответственность за ее жизнь?
— Он мог хоть десять раз отказаться от претензий, но присмотр оставить, — логично предположила Аня. — И вообще, если мне кажется, это не значит, что так.
— Скажи лучше, что хотела меня увидеть.
— И это тоже.
Она гремела посудой, суется точь-в-точь, как тогда, когда готовилась угощать меня. Чайник шумел, делая разговор чуть менее внятным, поэтому я чуть подправил заклинания, смещая выход.