Жухлая трава, заиндевев, похрустывала под сапогами. Ни следа змей. Карабин тоже исчез. Виктор осмотрел руки, закатав рукава: бледная кожа без единого укуса. Расстегнул куртку, задрал телогрейку, осмотрел живот и грудь: только синяки – и никаких ран.
– Что за черт, – просипел Виктор.
Он обернулся. Метрах в двадцати от него, покачиваясь на слабых лапах, замер Бандит. Едва живой лис единственным глазом наблюдал за человеком.
– Ждал меня? – Виктор улыбнулся.
Лис развернулся и, прихрамывая, заковылял к ельнику. Каждый шаг Бандита отмечался алыми пятнами на снегу: зверь истекал кровью. Он остановился и оглянулся на Виктора, словно приглашая человека следовать за ним вглубь зарослей. Вздохнув, Виктор покачал головой и побрел вслед за умирающим зверем.
* * *
Спустя пару часов Виктор, пробираясь за Бандитом сквозь густые заросли, выбрался к просеке, за которой виднелись почерневшие остовы хуторских домов. Человек и лис подошли ближе. Здания торчали из земли, словно гнилые зубы из рыхлых десен. Многие из них покосились, застыли с разрушенными крышами и выбитыми окнами. Другие были сожжены.
«Почтовое отделение. Хутор Хильяйнен», – сообщала выцветшая вывеска на одном из домов.
Хильяйнен. То самое заброшенное поселение, о котором рассказывал Берлинг.
Бандит ковылял по тропинке вдоль домов. Виктор следовал за лисом. В доме справа скрипнуло. Виктор замер и прислушался. Изба не отличалась от других: ветхое кособокое здание, осунувшееся под тяжестью прожитых лет. Внутри снова скрипнуло. Виктор посмотрел на Бандита: тот уселся поодаль и, тяжело дыша, вылизывал рану на лапе.
– Жди здесь, – приказал Виктор, направляясь в избу.
Дверь болталась на расшатанных петлях, и Виктор без труда ее открыл. Свет едва проникал с улицы. По дому растворился полумрак, но даже он не мог сокрыть комья земли на половицах и клочья паутины в углах. Воздух был затхлым и плесневелым. Со стен, покрытых разбухшей от влаги краской, серыми пятнами взирали фотографии бывших жильцов – зловещая галерея из бородатых мужчин и женщин в платках. Суровые взгляды, сомкнутые губы, складки меж бровей – лики людей, давно ушедших в мир иной.
Виктор прошел в следующую комнату – и замер. У окна в кресле-качалке сидела старуха, закутанная в потертую шаль. Карга повернулась к Виктору, и кресло скрипнуло.
– Зря ты явился, – невнятно пробурчала старуха, обнажая черный провал на месте рта: у нее не было зубов.
Виктор скривился:
– Что вы делаете в заброшенном поселении?
Старуха будто его не услышала. Она изучала Виктора круглыми студенистыми глазками, напоминавшими рыбьи. Бровей и ресниц не было. Морщинистое лицо стянули кривые рубцы – следы от давнего ожога.