Он задыхался. Грудь его опускалась и поднималась с хрипом, натужно, словно кузнецкий мех, который уже не может вобрать необходимое количество воздуха. Брат с сестрой слушали его ошеломленные, потрясенные истиной, которую он им раскрыл.
И вот он заговорил снова, забормотал; слова его походили на стоны, на губах выступила кровавая пена:
— Мой отец был белым... Одним из немногих белых, которые не прогоняют своих черных жен... Миссионер... Он пренебрег обычаями белых, остался со своей черной женой, со своим черным ребенком... Мать моя умерла, когда я еще ходить не умел... Вырастил меня отец — он был мне и отцом, и матерью, и учителем... Общество белых изгнало его из своей среды... И он остался один среди аборигенов — ни белый, ни черный. Охоту он не любил, поэтому занялся земледелием. Земля нас и кормила... Какими были его жизнь, его заботы, страдания, не знаю... Помню, что только тогда, с ним, я был счастлив. Учился, работал в саду и рос...
Он остановился, чтобы перевести дыхание.
— Но на нашу землю пришли белые. Понравились им наши пастбища. Вместе с черными отошли к пустыне и мы. А белые все наступали. И мы снова покидали свою землю... Однажды черные скитальцы сказали отцу, что здесь, возле гор Радужной Змеи, есть прекрасный оазис возле непересыхающей реки. И мы поселились там, где вы нашли опалы... Однако тайна загадочной горы не давала покоя моему отцу. Он исходил ее вдоль и поперек. И однажды, когда мы с ним бродили по этому плато, обнаружили колодец со змеями. Но тогда змей в нем не было. Я уже после развел их. Мы спустились в него по веревке. Обошли весь подземный город от склада опалов до главного храма со статуей Нефертити. Когда я ее увидел, то оцепенел. Я не мог допустить, что может существовать такая красота. Я не встречал другого взгляда, который бы так пронзал своим каменным безразличием и в то же время смотрел с такой теплотой и самоотверженной нежностью. И с такой горечью в складке прекрасных губ... Лишь у одной живой женщины увидел я этот взгляд — у тебя, Нефертити!
Голос его уже едва слышался, но он не останавливался. Странно, что он все еще был жив, что еще находил силы говорить.
— Выслушайте меня! Отец мой не был обыкновенным миссионером. Прежде чем надеть рясу, он изучал египтологию. Для него подземный город оказался сказочной находкой. Он научил меня распознавать иероглифы, познакомил со всей историей Египта. Вместе с ним мы прочитали надписи, оставленные Нефертити и Ахмесом. Вы знаете, что австралийцы — прирожденные художники. Отец мой писал свое исследование, а я переписывал древние надписи, срисовывал фрески и статуи... Очевидно, несчастный хотел ошеломить мир своим открытием. Может быть, он мечтал покорить его, вернуть себе потерянное место в обществе, завоевать в нем место и для своего черного сына. Я еще не знал тогда, не представлял, какое это проклятье — родиться с черной кожей.