– Это что еще за фокусы? – вытаращила на нее глаза Роберта.
– Хочу полежать, – заявляет Джо, как ни в чем не бывало глядя на нее. – Разве лежать на полу запрещено, а, мам? Тебе же нравится лежать на полу, а, мам?
– Вот что, милая, – говорит Роберта. – Немедленно положи все на место, сейчас же.
Джо ложится на подушки спиной, задрав колени, халатик распахивается, и всем видно, что под ним ничего нет.
– Джо, – говорит Роберта, но не столь резко. – Не кажется тебе, что... надо бы надеть трусики?
– У-у-у, – мычит Джо, закрыв глаза и раскачиваясь всем телом. – У-у-у... а-а-а... о-о-о... м-м-м.
– Джо, – вмешиваюсь я.
А Роберта:
– Джо, немедленно встань!
Джо не встает. Она прекрасно понимает, что за этот акт возмездия придется дорого заплатить, и ей хочется хотя бы насладиться им сполна. Физиономия Роберты становится пунцовой, ее всю колотит, так что стул ходуном ходит. Мама делает вид, что смотрит в тарелку. Фрэнки прячется за страницу газеты и еле сдерживается от хохота.
А Джо – Джо-Роберта – продолжает. Как зачарованный, слабея от стыда, я слежу за заключительной частью спектакля; думая о тайном подглядывании и размышлениях о виденном, лежащих в основе сюжета; об ужасе выращивания детей в нищете и ненависти; о той отвратительной насмешке, в которую превратилось для Джо то, что должно было бы стать прекрасным и сладостным.
Она вся изогнулась спиной на подушках, попа вверх, пятки прижаты к бедрам. И тут Роберта взрывается. Она хватает Джо за волосы, тащит и с силой швыряет об стенку. Извергая проклятия, она бьет, колотит и шлепает, шлепает ее.
– Ах ты... вонючая сучка! Я тебя убью, стерва, мерзавка. Чтоб ты сдохла! УБЬЮ! Слышишь? УБЬЮ! УБЬЮ! УБЬЮ!
И я понимаю, что она и в самом деле убьет ее. А Джо хохочет так неистово, что не в силах вывернуться и убежать. Я хватаю Роберту за руки, но она с такой яростью вцепилась в волосы Джо, что я просто не знаю, что делать, потому что она в совершенном неистовстве и, я боюсь, выдерет бедной Джо волосы вместе со скальпом. В довершение всех бед встревает мама и говорит, что Джо заслужила взбучки.
– Пусть Роберта всыплет ей по первое число, Джимми. Это ж надо такое! Чтоб ребенок вытворял подобное. Неслыханное дело...
Тут я окончательно теряю голову и начинаю вопить, что неужели она, черт бы всех побрал, хочет, чтоб ребенка убили, и что если она ничем не может помочь, то хоть помолчала бы. От этого подскакивает Фрэнки:
– Не смей так разговаривать с мамой, Джимми! Еще не хватало, чтоб она выслушивала подобное от тебя или кого-либо!
– Ну так ты выслушай! – Я уже не в силах остановиться. – А если не нравится...