Подумав, он написал ниже: “Николай Васильков 993-73-67”.
— Вот именно, — удовлетворенно сказала я, разглядывая то, что он написал.
— Все равно не понял, — пожал плечами Коленька.
— Давай забирать Люду, сегодня у нас опять облом. После Алисы он на Люду уже может не среагировать.
Васильков знаком подозвал Люду, которая уже поняла, что операция опять переносится, и мы поехали в прокуратуру.
— Ну объясни же наконец, — напомнил Васильков, как только мы вошли в мой кабинет.
Я достала записную книжку Кати Кулиш, открыла ее на нужной странице и положила рядом со своей записной книжкой, чтобы Коленька мог сравнить варианты. И амбарную книгу я тоже предъявила Василькову, но он все равно не понимал:
— Ну и что?
— Слепня, — рассердилась я совершенно необоснованно, поскольку сама долго любовалась на эту надпись с тем же результатом, что сейчас Васильков. — Сравни с тем, что сам написал.
— Ну? — не понимал он.
Подошедшая сзади Люда склонилась над записями и тихо сказала Василькову:
— Коля, ты же точку не ставишь, когда пишешь свою фамилию. Запятую, в лучшем случае.
Но Васильков все еще не понимал:
— При чем тут точка?
— Коля, Петров — это не фамилия, — сказала я. — Это сокращение от отчества. Он писал не “Александр Петров”, а сокращенно — “Александр Петрович”. Наш маньяк — Александр Петрович Романевский.
* * *
Все сказав друг другу в самых безжалостных выражениях, мы спохватились, что конец недели благополучно наступил, и господин Островерхий уже должен прибыть в город, чтобы быть допрошенным мною по обстоятельствам утраты мобильного телефона.
Господин Островерхий действительно прибыл и даже готов был дать показания, но только по месту жительства. Мы отправились к нему, и Люда увязалась за нами. По пути они с Васильковым выясняли отношения.
— Ты ж сказала, что это он, когда увидела Петрова, — горячился Коленька.
— Коля, я сказала, что это он, когда увидела Романевского, второго милиционера. Ты же не просил меня показать, кого я узнала, — тихо доказывала ему Люда.
— А как же почерк? Мы же сравнивали почерк, — недоумевал Васильков.
— А почерка Петрова там вообще нет. Романевский заполнял все рапорта — и от себя, и от имени Петрова. У него почерк лучше, — объяснила я. Подъехав к дому Островерхого, мы оставили Люду в машине, а сами поднялись в квартиру. Олег Островерхий оказался симпатичным молодым парнем, который подтвердил мои догадки: в пьяном виде он был задержан на станции метро “Звездная” и доставлен в пикет, где сержант Романевский Александр Петрович (Олег не поленился потом узнать его полные данные) избил его и отобрал деньги и мобильный телефон.